— Так много тайн, сэр Генри, так много, — задумчиво произнес Сесил, отводя взгляд от окна и устремляя его на Грэшема. Его поза осталась прежней, и голос звучал также ровно. — Скажите, а сэру Фрэнсису известно, что много лет назад в Шотландии вы совратили юношу, которого потом подвергли страшной казни, когда вы отказались признаться в преступлении? Уверен, что и ваша… племянница знает об этой истории. Насколько мне известно, вы с ней очень близки. Ваш верный слуга, студенты колледжа, который вы содержите за свой счет, и члены его совета также, разумеется, в курсе. Преподаватели университета отличаются великодушием и снисходительностью и, также как и студенты, не станут сплетничать и насмехаться над человеком, который… Да и как они посмеют пойти на такую низость, если занятия в колледже приближают их к Господу? Нет, я уверен, что люди, которым есть за что вас любить, найдут в себе силы для прощения, если эта история вдруг получит огласку…

Грэшем почувствовал болезненный приступ тошноты, как после внезапного удара в живот. Он знал, что когда-нибудь это случится. Именно об этом случае говорилось в документах, которые Сесил выкрал у Уолсингема много лет назад и шантажировал Генри, пытаясь отправить его в Испанию с каким-то глупым поручением. Грэшем был готов к такому повороту дел и не сомневался, что Сесил не устоит перед соблазном разыграть козырную карту. И все же Генри одержал победу над Сесилом, так как свои козырные карты не раскрыл. Да, несомненно, это победа, но какую же адскую боль она причиняет!

Глядя на Грэшема, никто бы не догадался о кипевших в его душе страстях. На лице Генри не дрогнул ни один мускул, а на лбу не выступило ни капли пота. За долгие годы он научился скрывать от противника свои истинные чувства, и это не раз спасало ему жизнь. Грэшем усилием воли справился с нервным напряжением и, небрежно развалившись на стуле, продолжил беседу:

— Вы так добры, проявляя заботу о моем прошлом и будущем. Действительно, я рассказал сэру Фрэнсису о случае, который вы упомянули.

В лице Сесила что-то дрогнуло, и Грэшем с удовлетворением подумал, что всякую большую ложь нужно начинать с маленькой правды.

— Племяннице и слуге известно все, что знаю я сам.

«Надеюсь, я усыпил твою бдительность и ты не догадаешься, что речь идет далеко не обо всем, что я успел натворить в жизни… А вот теперь настал решающий момент: либо я подпишу себе смертный приговор, либо выторгую еще кусочек жизни для себя, Джейн и Маниона…»

— Вы правы, милорд. Я знаю, что такой человек, как вы, умеет хранить тайны. И все же мне будет неприятно, если кто-нибудь узнает об упомянутом вами происшествии. Но у меня есть еще одно дело.

Грэшем приложил все усилия, чтобы в его голосе зазвучала горечь, смешанная со смущением и тревогой. Нужно достойно доиграть роль до конца и заставить Сесила поверить своим россказням.

— Милорд, я тяжело болен.

— В самом деле? — Сесил вдруг оживился и с надеждой посмотрел на Грэшема. — Меня несказанно огорчает это известие.

Генри с трудом преодолел минутное искушение объявить свою болезнь чумой, насладиться реакцией его светлости и посмотреть, какой славный из него получится бегун.

— У меня появилась опухоль…

Грэшем предусмотрительно купил еще теплую буханку хлеба и тщательно закрепил ее на боку, и теперь она заметно выделялась под атласным камзолом. Хвала Всевышнему, Сесил не держал в кабинете охотничьих собак, которые тут же стали бы обнюхивать посетителя, чтобы извлечь у него из-под рубашки заветную буханку.

— Мне сказали, что болезнь серьезная. Я с удовольствием продолжил бы преследование сэра Фрэнсиса, чтобы отомстить за покушение на мою особу, но я сам совершу над собой то, что не удалось его людям, если только не успокоюсь навеки, прежде чем успею это сделать. Милорд, я покидаю Лондон вместе со своими близкими, и сэру Фрэнсису будет трудно меня найти, ведь я знаю толк в надежных укрытиях. Если же он и дальше будет надоедать своими преследованиями, я сделал соответствующие распоряжения в отношении писем, о которых я вам говорил. Найдется немало людей, испытывающих ненависть к сэру Фрэнсису, и они сделают все возможное, чтобы передать эти письма королю.

Теперь Сесил задумается. Списком людей, имеющих все основания ненавидеть Сесила, можно трижды обмотать Уайтхолл и выстелить дорогу до самого Тауэра. И все они твердят, что король питает слабость к золотоволосым юношам с красивым телом.

— Желаю вам скорейшего выздоровления, сэр Генри. Вы вольны поступить, как сочтете нужным. Но если бы действительно намерены исчезнуть, уверен, сэр Фрэнсис не станет слишком усердствовать, чтобы вас отыскать. Он поймет, что сделал свое дело. Такие люди, как он, ненавидят не в меру любопытных глупцов, сующих нос, куда не следует, не правда ли?

— Похоже, люди наподобие сэра Фрэнсиса Бэкона не только испытывают ненависть к назойливым глупцам, но и стремятся их уничтожить. — Грэшем сделал глубокий вздох. — И в связи с этим я хочу задать последний вопрос, милорд. За что убили Уилла Шедуэлла?

Голос Генри звучал прерывисто и хрипло, а на лбу выступили крупные капли пота. Казалось, обычное самообладание ему изменило. Смертельно больной человек, которому больше нечего терять, хочет узнать всю правду, так как понимает, что его дни сочтены. Грэшем изо всех сил старался выглядеть убедительным.

— Шедуэлл? — переспросил Сесил. — Не думаю, что я…

— Милорд, — перебил его Грэшем, хватаясь за распухший бок и тяжело дыша, — прекратим эту игру! Я стал другим человеком, и у меня не хватает терпения на подобные представления. Время работает не на меня. Уилла Шедуэлла убили по вашему приказу, и это подтвердил сам убийца. Уилл был подлецом и ничтожеством, но верно мне служил. Убивший моего слугу запятнал мою честь, но, уничтожив убийцу Шедуэлла, я возместил нанесенный ей урон. Так нельзя ли нам поговорить начистоту? Почему обрекли на смерть моего человека?

Наступило долгое молчание. Удастся ли наконец получить от Сесила правдивый ответ? Главный советник короля больше не смотрел на Грэшема, устремив взгляд куда-то вдаль. «Интересно, о чем он думает, какие делает выводы и какие решения принимает? Что вообще может происходить в голове такого человека, как Роберт Сесил?» — думал Грэшем.

— Представьте себе страну, — сказал Сесил, поднимаясь с места, — очень и очень неспокойную страну.

Он почти перешел на шепот и, прихрамывая, направился к портрету, висящему на стене напротив окна. Грэшем никогда не видел Сесила таким и про себя подумал, что, вероятно, каждый шаг причиняет этому человеку страшную боль, которую он привык скрывать от посторонних глаз. Но сейчас главный советник его величества на минуту забылся и стал самим собой. На портрете была изображена прежняя королева Елизавета в молодые годы.

— Так вот, представьте себе страну, — продолжил Сесил, глядя на портрет, — которая глубоко заблуждается, считая себя великой державой. Несчастная страна в окружении могущественных соседей, где постоянная угроза исходит как от внешних, так и от внутренних врагов. И в этой стране нет правителя, достойного преемника, готового взвалить на себя бремя власти. Теперь представим, что такой преемник наконец нашелся. Это опытный правитель, сумевший выжить в гораздо более холодной и не защищенной от бурь стране, правитель, несущий стране надежду мирной и спокойной жизни. Такого правителя нужно охранять и беречь, как бесценное сокровище. И вдруг все начинает рушиться на глазах. В этой воображаемой стране воображаемому правителю досаждают женщины, с которыми он изначально не может найти общего языка, Он предпочитает общество мужчин. И тут же распускаются злобные слухи, что он любит проводить время в компании юношей и мальчиков.