защищаться самой. Им это невыносимо. Но ты запомни, что слабое место у человека - это не горло и не пах. Это глаза... Глаза это то, что у тебя точно хватит сил повредить. И ещё никогда не думай, что если будешь хорошей девочкой и потерпишь, то тебе меньше достанется. Достанется также! Даже ещё сильнее. Потому что в этом и смысл - мучить «хорошую девочку»! Плохие мудаков не влекут! Но если ты не будешь хорошей девочкой, а будешь хитрой, решительной и злой, у тебя будет хотя бы шанс покалечить этого мудака.

- Я просто хочу уехать из этой страны, - всхлипываю я, не чувствуя в себе той решимости, с которой говорит Эля.

- От этого ты не перестанешь быть ни красивой, ни юной, ни богатой, Аня. А значит, останешься мишенью для мудаков. Только там не будет ещё и Беляева, который за тебя грудью встанет.

- Там можно в полицию обратиться и тебя защищают! Там – закон!

- Часто ты туда обращалась? – с сомнением.

- Никогда… - признаюсь я.

- Ты такая маленькая ещё и наивная, - с сожалением поджимает она губы. - Надёжно только любовь защищает, всех остальных можно купить или запугать. И вашу полицию - тоже.

- Да... Да... Я понимаю, - тяжело вздыхаю я. - Ты права.

- Ну, всё, не плачь... Там Вася сейчас изведется.

- Изведется?

- Переживает. Волнуется.

- Не буду, - вытираю я слезы. - А твой бывший муж?.. Он? - волнуясь, пытаюсь узнать я - не угрожает ли он ей больше. - Он...

- Он больше никогда никого не пристегнет, не волнуйся, - с ноткой цинизма.

- Вen gli sta! (так ему и надо!)

Никаких больше "хороших девочек"...

Бьянко и правда переживает, каждую минуту пытаясь обернуться в мою сторону. И я сама подхожу к нему, обнимая его прохладное после купания тело.

- Ты почему плакала, маленькая моя?  - удерживая в ладонях лицо, целует несколько раз в нос.

Слишком сложно объяснить на русском – почему. И я не объясняю, просто смотрю ему в глаза. Они такие живые, взволнованные, любящие… И решаю, что все-таки хочу остаться «хорошей девочкой». Но только для Бьянко!…

Глава 41 – Растерзать

Ночь... Стрекочут сверчки.

Купальник сохнет, я - в тельняшке Бьянко. После всех банных экшенов и купания в пруду обессиленно падаю прямо в предбаннике на диванчик. В голове абсолютно пусто, как в степи до самого горизонта. И кажется даже,  спроси: как меня зовут - буду долго вспоминать.

Чувствую, как Бьянко накрывает меня одеялом.

И даже снов нет. Просто плаваю в расслабленности.

Прохладный ночной ветерок, проникающий в открытую дверь, разбавляет густой запах мокрой листвы от веников.

Я уже забыла, когда так уютно и спокойно спала...

Внезапно подлетаю от треска за стеной в парилке.

Хватая подушку, как в детстве прихватывала с собой мягкую игрушку, которую обнимала во сне, с колотящимся сердцем вылетаю из бани.

С подозрением смотрю в черный проем. У двери шорох и какое-то движение в темноте.

Боже!

Отлетают ещё подальше.

Как там? Нечисть всякая, вот! Нельзя же в баню ночью ходить, я точно помню.

На помосте мелькают огоньки сигарет. Сжав подушку покрепче, босиком иду в сторону мужчин.

- Уснула? - разливает в рюмки Илья.

- Ага...

- Хороша девочка. Сильно нажестил с ней ублюдок этот?

- Сильно - не успел. Вовремя вышли. Но напугал...

- Надо было ее в дом к Эле на диван увести, - поднимает рюмку Макар.

- А я может не хочу ее - к Эле. Я может сам с ней хочу спать! И она со мной тоже хочет! - сердитый голос Бьянко.

- Ой, ну всё, успокойся. Кувыркайтесь на здоровье. Благословляю, - чокаются. - Все нормально у вас. Девочка "упругая", не безропотная. И с критическим восприятием - нормально. Вон, за самогон отхватил, например, да и дальше даже под давлением пить отказалась. Это хороший признак. А невроз, он…

Вроде бы и на русском говорят, а попробуй разбери о чем! Застыв, стою за их спинами.

- Взгрел мне психику... - недовольно бормочет Бьянко. - Я теперь сам во всем второе дно ищу. Как теперь понять, что всё искренне, а не вынужденно?

- Вот как начнет за тобой с матрасом бегать, значит, искренне, - смеется Муромец. - А пока ты за ней - значит, не дорабатываешь.

Гера оборачивается, встречаемся взглядами.

- А с подушкой - считается? - смеётся он.

- Ну, если под бедра... Можно и с...

- Э! - толкает его плечом в плечо Бьянко. – Без фантазий тут!

- Господа гусары, молчать! - шикает на них Гера.

Оборачиваются все. Сжимаю машинально подушку, прижимая покрепче.

Все прокашливаются, пряча смех.

Мое лицо горит от смущения. Ведь явно что-то было скабрезное!..

Бьянко подлетает на ноги.

Подходит, бережно поправляя мою прядь, упавшую на лицо.

- Бьянко... - оглядываюсь я с опаской. - Я боюсь. Там кто-то есть! Пойдем.

- Откуда там?..

- Не пойду одна! - шепчу, распахивая глаза. - Там... нечисть ваша!

- Илюха, ты чего там нечисть расплодил-то? - смеётся весело Бьянко. - Подсматривают там всякие за девочками. Пойдем...

Ведет за талию.

- Хочешь, в дом тебя отведу?

- Нет! С тобой! - сжимаю его руку. - Останься.

Подхватывая под бедра, поднимает и заносит в баню обратно.

Включает фонарь на крыльце. Поднимает с пола упавшие с вешалки куртки.

- Их напугалась?

- Там треск... - киваю на закрытую в парилку дверь.

- Это камни в жаровне лопаются иногда.

Мне становится стыдно за свою панику.

- Bene... - неуверенно киваю я.

Но так не хочется, чтобы он уходил!

Обнимая его за шею, целую в колючую щеку.

И тут же оказываюсь втрамбована в стену. Его язык с привкусом спирта и меда проникает глубоко мне в рот, вырывая из моего горла стон.

Его ладони, скользящие по моему телу заставляют меня тут же кипеть в местах горячих прикосновений.

Я чувствую, что он пьяный, когда сливаюсь с ним в поцелуях. Хотя ещё мгновение назад, мне казался он совсем трезвым.

А сейчас он такой несдержанный... нахальный и немножко грубый! Но это не пугает. Его грубости - в порывах! И густо смешаны с нежностями. Да и к тому же, я точно знаю, чем мне это грозит, и что он будет