– Угу, – произносит он с набитым тушеным мясом ртом. – Я прошу тебя подумать об этом. Представь, насколько все будет просто. Не нужно платить за аренду или иметь дело с каким-то случайным соседом по комнате. Не придется ни о чем беспокоиться. Не придется делать это в большом, многолюдном городе, пытаться найти работу. Вот… – Он приветливо раскрывает ей объятия. – У тебя все будет здесь.

– Фрэнк, я…

Здесь определенно что-то не так. Она практически прилетела сюда сегодня вечером в приступе ревности, а теперь подумывает о том, чтобы переехать к нему. Ароматный пар, поднимающийся от ее тарелки, щекочет ей нос, отвлекая и соблазняя, и она вспоминает о том, что, в конце концов, собиралась отложить университет на потом. Маме не понравится, что она живет с Фрэнком, но скоро Майе исполнится восемнадцать, и она сможет делать все что захочет. И может быть, именно этого она и хочет. Быть с Фрэнком. Жить в этом прекрасном домике, который он построил.

У нее текут слюнки. У нее урчит в животе.

– Тебе не обязательно решать прямо сейчас, – говорит он. – Давай просто насладимся ужином. Ты еще даже не пробовала его.

Майя опускает ложку в свою тарелку, но не подносит ее ко рту.

Есть что-то особенное в том, как он смотрит на нее через стол, его лицо окутано паром. Наполовину сформировавшееся изображение людей, идущих сквозь облака. Лица, появляющиеся из тумана. Где же она это видела? В кино?

– Майя? – Она пристально смотрит на него, не в силах объяснить свое растущее беспокойство. Образ, если вспомнить, откуда он взялся, кажется опасным, как газовая плита, случайно оставленная включенной на кухне. Вещь, которую она должна сформулировать, на которую должна обратить внимание, прежде чем случится что-то плохое. – О чем ты думаешь?

– Что-то… не так.

– О, милая… – Он с любовью улыбается ей. – Все хорошо.

Она закрывает глаза, беспокойство перерастает в ужас. Caras en la niebla[44]. Слова приходят к ней на испанском, хотя она и не знает почему. La niebla – она только недавно выучила слово, обозначающее туман, наткнувшись на него при переводе книги своего отца. Книга ее отца! Деревня в облаках! Вот что ей это напоминает – настоящий дом Пиксана, место, по которому он тоскует. Она открывает глаза и обнаруживает, что Фрэнк пристально смотрит на нее. Волна головокружения.

– Послушай меня, – произносит он. – Что бы ни случилось, мы разберемся с этим вместе. Беспокоиться не о чем.

Но эта история воспринимается как предупреждение. Как и Пиксан, Майя кое-что забыла. Ее сердце бьется быстрее, когда она воссоздает последний момент, который она может вспомнить перед прибытием сюда: журчание воды, когда она приближалась к мосту. Мерцающий фонарь в ее руке.

– Почему… – говорит она, и лицо ее становится напряженным. – Почему я не могу вспомнить?

Фрэнк откладывает ложку. Он встает, медленно обходит стол, не прерывая зрительного контакта, его лицо спокойно.

Майя начинает дрожать.

Он опускается на колени рядом с ней, на уровне глаз, как будто собирается сделать предложение.

Ее дрожь становится сильнее. Холод пробирает до костей.

– Расслабься, – говорит он. – У тебя приступ паники.

Он берет ее левую руку, стиснутую в кулак, и разжимает ее, палец за пальцем. Затем вкладывает ей в ладонь что-то маленькое и твердое. Она знает, что именно, даже не видя это. Она чувствует его металлические зубцы.

* * *

Дождь хлещет ее по лицу, рукам, груди. Она резко выдыхает. Эти струи похожи на ведро ледяной воды, неожиданно выплеснутое ей на голову. Она обхватывает себя за локти, нетвердо держась на ногах.

Фрэнк здесь, чтобы поддержать ее. Он идет рядом, одной рукой обнимая ее за плечи, в другой руке у него отцовский фонарь. Он светит им на землю прямо перед Майей, чтобы она ни обо что не споткнулась, пока они двигаются по заброшенной дороге. В лесу темно.

– Что… что происходит? – спрашивает она, но ее голос теряется за барабанной дробью дождя по листьям, веткам и земле. Дождь пропитывает ее одежду, стекая ручейками с обтрепанного подола шорт.

Ее руки кажутся обмякшими, и когда она смотрит на них, то видит грязь. У нее грязь на ладонях и коленях. Она останавливается, передергивает плечами, смахивая тяжелую руку Фрэнка. Поворачивается к нему лицом.

Он выглядит обеспокоенным.

– Что такое? – У него ровный голос, но челюсть сжата, словно он расстроен больше, чем показывает. Он не пытается защититься от дождя, его мокрые волосы прилипли к коже.

– Что, черт возьми, происходит? – спрашивает она. Он выглядит смущенным. Она не может унять дрожь. Он раскрывает ей объятия, предлагая тепло, но она вздрагивает от его прикосновения, и он изображает обиду. Но на этот раз все очевидно. У нее на руках и коленях грязь, и тот факт, что Майя не знает, как она туда попала, пугает ее больше, чем холодный дождь. – Что ты со мной сделал?

Вопрос застает его врасплох. Он поднимает руки, как бы показывая ей, что они пусты, что он не желает ей зла.

– Ты сказала, что хочешь уйти, – объясняет он. – Попросила меня проводить тебя до твоей машины, что я и делаю.

Сбитая с толку, она оглядывается через плечо, как будто путь, которым они пришли, мог дать ключ к разгадке последних нескольких минут, но все, что она видит, – это заросшая дорога, исчезающая в темном лесу.

– Почему я не могу это вспомнить? – настаивает она.

Усиливается ветер, делая дождь колючим. Она не должна была быть здесь. Обри права – Фрэнк странный, и впервые Майя чувствует, что он может быть опасен.

Она поворачивается и продолжает путь в том направлении, в котором они шли, надеясь, что оно приведет ее к машине.

– Подожди, Майя.

Но нотка мольбы в его голосе только заставляет ее ускориться. Он следует за ней, освещая ей путь, даже когда она пытается оторваться от него. Она срывается на бег, едва заметив темные очертания дома его отца. Хлещет дождь, ее кроссовки разбрызгивают грязь. Она уже промокла насквозь и запыхалась, когда пересекала заросшую лужайку на пути к месту, где была припаркована ее машина. Дрожащими руками отперла дверь и обернулась, ожидая увидеть Фрэнка, но он исчез, и единственные звуки – это дождь, ее собственное учащенное дыхание и стук сердца.

Двадцать семь

«Спасибо за фото», – написала Майя Стивену в девять утра, полагая, что раньше писать человеку, которого она не очень хорошо знала, неразумно.

«Выглядит прекрасно», – добавила она, имея в виду картину