– Да… это… мы не хотели ничего дурного то… – мялись Ставр и Гром, пока не сформулировали: – Уж не серчайте на нас, ежели что, мы старость чтим.

– Ну, вот и хорошо, – Медведь улыбнулся. – И меня простите, ведь это я велел им найти вас и привести сюда.

– Да ты что, батюшка! Не в обиде мы… – проскрипел Матвей.

– Ежели что срочно надо, так мы понимаем, – согласилась с ним Агафья. – А зачем звал-то, Бер-батюшка?

– Да вот, девушка у нас хворая, – Бер указал на кровать, немного отступив в сторону.

И братья, и старики до этого момента не видели Юлию – мощная фигура Медведя закрывала чуть ли не полкомнаты. Ставр с Громом в унисон присвистнули, увидев, кто это. Агафья же бочком просочилась между братьями-гигантами и подошла к кровати.

– Мотя… – окликнула она старика. – Тащи сюда мой туесок с травами и другой, с притираниями, самый маленький. Давай уже!

Дед кивнул и как мог быстро отправился выполнять данное ему поручение. Бабка же строго оглядела всех.

– Что вытаращились, бесстыдники? Девка голышом, а они и рады пялиться! – отчитала она собравшихся. – Закройте-ка дверь с той стороны.

Братья заухмылялись было, но Бер так глянул на них, что они вмиг сникли. Бер тронул Вячеслава за плечо:

– Пошли. Не будем им мешать. Да и поговорить все же надо…

Прежде чем выйти, Вячеслав с мольбой в глазах посмотрел на старую Агафью. Та ободряюще улыбнулась ему морщинистыми впалыми губами.

– Иди, сынок, иди… Отдохнет твоя ненаглядная, выспится, полюбуетесь еще друг на друга.

Вячеслав взглянул еще раз на лежащую без сознания Юлию и вслед за Медведем вышел из комнаты.

За хлопотами тихо и незаметно наступил вечер.

Темная, никем не замеченная тень за окнами дома Бера внимательно следила за всем происходящим. Два глаза цвета кофе, спрятанные наполовину под упавшими на лицо буйными черными кудрями, впитывали происходящее, не упуская ни одной самой ничтожной детали.

Лишь изредка в темноте сверкали два ослепительно белых клыка, когда Антонио, последний потомок великого Гауди, против своей воли ставший вампиром, хищно скалился, разглядывая двух светловолосых богатырей. Темное, почти черное и тем не менее прекрасное лицо его кривила плотоядная ухмылка.

Ведь именно они, Ставр и Гром, лютичи-оборотни, похитили ребенка Юлии. Похитили, разрушив его мечты. Юлия ушла, не найдя сына в особняке, некогда принадлежавшем Дону Карлосу, оттолкнув его, Антонио, как ненужную вещь. Тогда он буквально начал сходить с ума. Во всей округе не было никого, кто мог бы утихомирить гнев и отчаяние последнего из вампиров, оставшихся в Барселоне.

Стефания, обратившая его, спасшая от смерти и одновременно погубившая навсегда его бессмертную душу, исчезла. И скорее всего навсегда – когда во время их ссоры Антонио вдруг выпустил наружу опасную силу, о которой сам не подозревал до определенного момента.

Оставшись единственным и полновластным владельцем особняка и не зная, чем занять ум, чтобы уменьшить страдания от потери Юлии, Антонио крушил все вокруг и внутри патио. Удивительно, но вместо того, чтобы убывать – ведь он с того момента не пользовался донорами, – силы его увеличивались с каждым часом! Однажды, во время очередного буйного выплеска эмоций, он случайно разрушил водопровод, в результате чего вода ушла из бассейна, во внутреннем дворе – того самого, где так любила плавать Юлия.

Когда вода сошла, на дне отчетливо стал виден изящный мозаичный рисунок, выложенный из неровных кусочков разноцветной смальты, цветного стекла и даже кое-где драгоценных камней. Ранее, скрытый мерцающей толщей воды он казался просто орнаментальным узором. Теперь же при ближайшем рассмотрении оказался огромной, удивительно подробной… пентаграммой! В стороны от круга лучами расходились цепочки, состоящие из различных магических символов. По периметру же шла надпись, подробно объясняющая смысл пентаграммы. Она была создана из бриллиантов, белых топазов и горного хрусталя, поэтому когда бассейн был наполнен, текст был недоступен даже самому зоркому глазу. И Антонио на время даже позабыл о терзающем его горе. На то время, которое ушло на изучение надписи.

На старом каталонском наречии в ней говорилось о том, что этот бассейн и, главное, сам дом построен так, чтобы многократно умножать силы вампиров. Особенно – прямого владельца этого дома, коим в данный момент являлся Антонио. Множество заклятий позволяли управлять всем этим даже на значительном расстоянии от здания, связав себя с ним незримыми узами… Это был подарок сатаны, сделанный Дону Карлосу взамен на его бессмертную душу. И это был единственный гениальный проект, созданный самолично лучшим другом и вечным завистником великого Гауди – знаменитого предка Антонио…

…Матвей бочком вошел в комнату, стараясь не смотреть на Юлию, которую Агафья обтирала влажным полотенцем.

– Ставь все это на скамью и топай отсюда, – бабка даже не взглянула на мужа, слишком поглощенная врачеванием. – Да не уходи далеко. Можешь понадобиться…

– Да знаю, знаю я, – беззлобно отозвался дед Матвей. – Чай не впервой! – и тихонько вышел, прикрыв за собою дверь.

– Ох, и что же ты, голубушка, довела себя до беспамятства?! – растирая в небольшой ступке пахучие листья, ворчала бабка. Говорила она, впрочем, сама с собой. Ибо Юлия не отвечала, да и не могла ответить. – Ежели решила себя уморить – так это глупо… Кащей-то с супругой Мореною и сами не забудут ни за кем прийти, уж это известно…

Она добавила к полученному порошку из трав какой-то вонючей гадости и принялась тщательно перемешивать все это деревянной лопаткой.

– Ну, да ничего! Мы тебя быстро на ноги поставим…

Она стала растирать грудь и плечи Юлии получившимся составом. Потом легко как ребенка перевернула ее на живот и остатки энергично вымазала ей на спину. Ненадолго задержалась взглядом на лопатке, где чернела ободранным черным крылом расплывшаяся татуировка. А потом решительно намазала и ее тоже.

– Давай, давай, очнись, красавица моя… – приговаривала она сбившимся от старания голосом. – Вон какой жених-то у тебя… Орел! Не гоже такого без внимания оставлять… Мотя! – крикнула она, обернувшись через плечо к двери.

Через секунду в приоткрывшуюся щель просунулась седая голова.

– Ась?

– Кипятку неси, быстро!

– Уже, уже…

Матвей, юркий, как домовой, скрылся за дверью. Вскоре та снова распахнулась, и он внес пузатый глиняный горшок, от которого валил густой пар.

– Разве ж я не знаю… – с деланной обидой в голосе проворчал он, ставя горшок с крутым кипятком и быстро покидая комнату, покуда жена не накинулась на него с выговорами по поводу голой девицы.

Агафья же, порывшись в плетеном туеске, кинула в широкую миску горсть бурых от времени цветочных лепестков и кореньев. Залив все это горячей водой, она накрыла миску марлей и поставила ее сверху на горшок, исходящий паром. Подождав несколько минут, в течение которых бормотала известный заговор от всех хворей, старуха аккуратно, чтобы не обжечься, процедила отвар через пучок травы. В полученную жидкость она добавила изрядную порцию тягучего меда и стала медленно, по капле вливать лекарство в рот бесчувственной Юлии. Та, не приходя в себя, закашлялась, но мало-помалу глотала обжигающее варево.