Увы, в квартире, временно возведенной в ранг фамильного гнезда Кузнецовых, в данный момент не было никого, кому Зяма мог бы сказать, как Маугли наиболее прогрессивным обитателям джунглей: «Мы с тобой одной крови, ты и я!»

Подкидышем-кукушонком в фамильном гнезде Кузнецовых ворочался один геолог-миллионер Матвей Карякин, который Зяму до сих пор в глаза не видел, а если бы и видел, то все равно не вспомнил бы из-за постигшей его амнезии.

Однако о суровой необходимости с подозрением спрашивать сразу же после трели дверного звонка «Кто-о-о та-а-ам?» Матвей не забыл и не затруднился озвучить этот логичный вопрос шершавым голосом астматика, надышавшегося пыли из-под веника. Про аллергию-то он как раз запамятовал.

Зяма, на момент исчезновения которого в квартире находилась одна лишь его молодая супруга Аллочка, незнакомый хриплый бас не признал и чрезвычайно озадачился.

В один краткий миг в голове блудного мужа автоматной очередью просквозили разные неприятные версии (фарингит, беспробудное пьянство, бесчестная женская неверность), которые Зяма, к его собственной чести, отразил самоуверенной репликой:

— Да нет, не может быть!

Матвей Карякин, при всем желании не сумевший трактовать сказанное как откровенный и прямой ответ на ранее прозвучавшее «Кто там?», повторил свой вопрос в развернутом виде:

— Эй, я спросил, кто там?!

По форме глагола Зяма идентифицировал бас за дверью как мужской, но еще не уверовал в худшее.

— Алка! Что за хмырь у нас в доме швейцаром трудится? — спросил он, возвысив голос и одновременно нажав плечом на дверь.

А та была не заперта! Две красотки-раззявы, уходя, не закрыли входную дверь на ключ.

«Все беды из-за баб!» — сказал бы по этому случаю философ — и был бы прав.

Культурная версия тезиса — шерше ля фам.

Горячему кавказскому парню Зяме достаточно было узреть на незнакомце свою собственную любимую футболку с Гомером Симпсоном, чтобы с горечью осознать: его место в молодой семье, в сердце Трошкиной и уж точно вот в этой классной футболке оккупировал какой-то конь в яблоках — в смысле, такой же здоровенный и весь в синяках.

— Я ж тебя сейчас убью, ж-животное, — почти спокойно проинформировал коня ревнивый муж и с размаху опустил на его голову свою коробку, за что тут же интенсивно словил по мордасам веником.

Сладко спящих грузинских бабушек и детей шум ожесточенной потасовки в отдельно взятой квартире не потревожил. Аудитория была привычна и к этому тоже.

* * *

«Бабье сердце — вещун!» — говорит иногда наша мамуля, предрекая неприятности в диапазоне от сломанного ногтя до Апокалипсиса.

К мамуле нужно прислушиваться, она признанный специалист по мистике с фантастикой. А вот Трошкиной, когда она начала хвататься за сердце и приговаривать: «Ой, чую, надо нам возвращаться!» — я не поверила. До сих пор подружка не дерзала крошить в свой бульон лавры Ванги и Нострадамуса.

В поисках предположительно лечебного средства для нашего беспамятного покерного чемпиона мы забрались на другой конец города. Очень уж сложно было без знания грузинского выяснять у добрых аборигенов, где продаются игральные карты. Не помогла ни моя пантомима с воображаемым веером, из которого я выдергивала воображаемые карты, победно шлепая их на воображаемый стол перед воображаемым противником, ни Алкин перформанс с разворотом в гордый профиль — это она так изображала Пиковую даму.

Местные нас не понимали, и это было ужасно досадно, потому что я совершенно точно знала, что в покер тут играют, и еще как — в Тбилиси есть несколько казино.

Я даже предложила подружке попросту ограбить одно из них — не обеднеет заведение от потери одной-другой колоды, но Трошкина, сморщив носик, сказала свое веское «фи».

Мол, если уж прекращать чтить Уголовный кодекс, то не ради грошовой кражи, потому что с таким «ограблением века» мы станем посмешищем сразу в двух странах. Одно дело — вломиться в казино с пистолетами наголо и унести миллионную выручку, и совсем другое — с криком: «Стой! Стрелять не буду — нечем!» — наброситься на ухахатывающегося крупье и вырвать у него колоду карт.

Я согласилась с подружкой, что это было бы ниже нашего достоинства, и тем лишила персонал какого-то грузинского казино шанса бесплатно развлечься и поржать.

Какое-то время мы с Алкой бродили по улицам, искательно заглядывая в газетные киоски, книжные лавки и магазины канцтоваров, пока я не вспомнила, что рядом с тем экипировочным центром, где я покупала обновки для Матвея, логично соседствует магазин спортивных товаров. В его витрине высился скелет пирамиды из бильярдных киев и шахматной доски, так что можно было надеяться, что в закромах найдутся принадлежности и для других азартных игр.

Надежда оправдалась!

Мы купили колоду отличных покерных карт из пластика, и вот тут-то Трошкина начала причитать, что нам надо срочно возвращаться домой, потому что у нее сердце не на месте.

С учетом скромных размеров Алкиного организма, никаких других мест для сердца, кроме штатного, у нее в принципе нет. Через такие узкие щиколотки, как у подружки, оно даже в пятки уйти не может.

— Ок, возвращаемся, — согласилась я, и мы затеялись ловить такси.

Выхватить машину из потока на улице у нас не получилось, но совсем рядом была больница, где мы брали такси в прошлый раз. Без труда повторив этот опыт, мы покатили домой.

* * *

Группа быстрого и, как правило, жесткого реагирования прибыла уже после обеда, даже ближе к полднику. Судя по свежим ссадинам на кулаках бойцов, изображающих родных и близких Гоги, ребята задержались потому, что у них было много работы где-то в другом месте. Гоги очень надеялся, что парни притомились махать кулаками, и бесславная роль боксерской груши лично его минует.

Он сбивчиво изложил старшему в группе ситуацию и получил тяжелый взгляд, разительно контрастирующий с широкой улыбкой, призванной создать у случайных зрителей спектакля «Скудоумного болящего навещают заботливые братья по разуму» нужное впечатление.

— Как ты его упустил, другим людям расскажешь, брат, — старательно скаля зубы с боевыми сколами, сказал Гоги старший. — Нам скажи, с кем он ушел, и когда ушел, мы его сейчас искать будем.

— Его увели две девушки, одна в розовом платье, вторая в голубом, — уныло доложил Гоги, заранее пришибленный перспективой встречи и общения с «другими людьми». — Вот, у меня фото есть!

— Фото — это хорошо, — согласился старший, рассматривая снимки. — Жаль, лица не видно, только спину.

— А лицо у него очень приметное, потому что в синяках! — напомнил Гоги.

— Тоже правильно, — кивнул старший. — Теперь покажи, как ушли, куда ушли?

— Втроем ушли, под руки держались вот так. — Гоги попытался показать — как — на примере окружающих, но парни не дались. — Вот по этой дорожке пошли, за калиточку эту вышли, на остановку вот эту, а тут…