Вы тараторите, рассказываете без подробностей.

– Спокойнее, Джессика, не торопитесь.

Вы будто обмякаете, сутулитесь.

– Простите, просто меня это выбило из колеи… Наезд произошел не на моих глазах, но я видела, как она лежала на дороге после…

К вашим переживаниям до́лжно проявить снисходительность.

– Да, это ужасно, – говорю я. – Вы молодец, что оказали помощь.

Вы киваете, немного расслабляетесь.

– Вздохните поглубже, и мы продолжим.

Вы снимаете палантин и кладете его на диван рядом с собой.

– Я спокойна, – говорите вы, теперь уже сдержанным тоном.

– Расскажите в хронологическом порядке обо всем, что происходило, когда вы пришли на выставку. Не упускайте ни единой детали, сколь бы несущественной она вам ни казалась, – говорю я.

Вы рассказываете про чету французов, про экскурсовода и туристов, про свои впечатления от фотографий, которые, как вы полагаете, Александер решил сделать черно-белыми для того, чтобы придать выпуклость очертаниям мотоциклов.

Пауза.

– Если честно, я не понимала, что особенного в тех фотографиях. И спросила одного посетителя, который, как мне показалось, разбирался в фотоискусстве, чем привлекли его эти снимки.

Сердце на мгновение замирает. С языка рвется почти неконтролируемый поток вопросов.

– Понятно. И что он ответил?

Вы пересказываете ваш разговор.

Кабинет словно наполняется звуками низкого голоса Томаса, смешивающимися с вашими более высокими интонациями. Когда вы к нему обратились, заметил ли он скругленную арку Купидона на вашей верхней губе? Взмах дымчатых ресниц?

В ладони формируется ощущение ноющей боли. Я перестаю стискивать ручку.

Следующий вопрос должен быть сформулирован с особой тщательностью.

– А потом ваша с ним беседа продолжилась?

– Да. Приятный человек.

Ваше лицо на мгновение озаряет неосознанная улыбка. Вы в плену радостного воспоминания.

– Он подошел ко мне минутой позже, когда я разглядывала следующую фотографию.

Этот сценарий имел только два возможных исхода. В первом случае Томас не обратил бы на вас внимания. Во втором – обратил.

И хотя воображение неоднократно рисовало последний вариант, теперь, когда он стал фактом, сила его воздействия губительна.

Томас, с русыми волосами, с улыбкой, которая сначала загорается в его глазах, – с той самой, что подбадривает, разуверяет, суля успех и благополучие, – не сумел устоять перед вами.

Наш брак зиждился на лжи. Был построен на зыбучем песке.

Клокочущий гнев и глубокое разочарование никак не обнаруживают себя. Пока.

Вы продолжаете пересказывать разговор об отражении мотоциклиста в зеркале мотоцикла. Вас останавливают, когда вы переходите к подробностям того, как на телефоне у вас прозвонил будильник.

Тогда вы принимаетесь рассказывать о том, как покидали музей. Вас нужно вернуть назад, в тот зал, где вы столкнулись с Томасом.

И хотя вывод предрешен – Томасу вы понравились, и он нашел способ продлить общение, – самый насущный вопрос все же должен быть задан.

Здесь, на этом пространстве, вас приучили быть честной. Установочные сеансы подготовили вас к этому поворотному моменту

– Мужчина с русыми волосами… вы…

– Что? – перебиваете вы, качая головой. – Вы имеете в виду того человека, с которым я обсуждала фотографии?

Крайне важно устранить любое недопонимание.

– Да, – отвечаю я. – В дутой куртке.

Вы еще больше озадачены. Снова мотаете головой.

От ваших следующих слов комната начинает вращаться.

Вышло какое-то вопиющее недоразумение.

– Волосы у него были не русые, – говорите вы. – А темно-каштановые. Почти черные.

Значит, с Томасом в музее вы не встретились. Это был кто-то другой.

14 декабря, пятница

На первый взгляд, это моя обычная работа, и я делаю то, что всегда: руки смазываю антисептическим гелем «Germ-X», в рот сую мятный леденец, прибываю к клиентке за пять минут до назначенного времени.

Сегодня вечер пятницы, и я должна обслужить еще двух клиенток, прежде чем закончу свой рабочий день. Но оба последних визита – не от «БьютиБазз».

Этих женщин выбрала доктор Шилдс для участия в своем эксперименте.

Вчера, когда после музея я пришла к ней во врачебный кабинет, мой пересказ беседы с мужчиной в дутой куртке, казалось, привел ее в замешательство. Потом доктор Шилдс, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Вернулась она через несколько минут, и я принялась рассказывать остальное – как я сунула деньги в ящик для пожертвований и, выйдя из музея, не увидела следов аварии.

Но доктор Шилдс с ходу перебила меня, поскольку теперь все ее мысли занимал этот новый эксперимент.

Она объяснила, что обе женщины участвовали в одном из ее прежних проектов, связанных с исследованием принципов нравственности, и в письменной форме изъявили готовность к тому, чтобы их привлекали к возможным испытаниям более широкого спектра. Но им неведома истинная цель моего визита к ним домой.

А мне известна – во всяком случае, я думаю, что известна. Впервые меня заранее предупредили, какое качество будет протестировано.

Я рада, что действую не вслепую, но на душе все равно тревожно. Может быть, потому что ставки слишком ничтожны. Доктор Шилдс хочет узнать, отблагодарят ли меня клиентки более щедрыми чаевыми, зная, что за сам макияж платить они не должны. Мне поручено выяснить их личные данные – возраст, семейное положение, род занятий, – которые доктор Шилдс намерена включить в свою научную работу или использовать как-то еще.

Мне непонятно, зачем ей понадобилось, чтобы я это выясняла. Разве она сама или ее помощник Бен не получили большую часть этой информации, когда допускали их к экспериментам, как это было в моем случае?

Перед тем как войти в жилой комплекс Челси и на лифте подняться на двенадцатый этаж, я достаю из кармана телефон.

Доктор Шилдс подчеркнула необходимость неукоснительного выполнения дополнительного условия.

Я набираю ее номер.

Соединение установлено.

– Привет, я захожу, – сообщаю я.

– Джессика, теперь я умолкаю, – предупреждает она.

Спустя мгновение в трубке возникает глухая тишина, даже дыхания ее не слышно.

Я включаю функцию «громкой связи».

Когда Рейна открывает мне дверь, у меня мелькает мысль, что она именно такая, какими я представляла себе женщин, бывающих на приемах у доктора Шилдс: едва за тридцать, отливающие блеском темные прямые волосы до плеч. Квартира обставлена с художественным вкусом: огромная витая стопка книг в качестве приставного столика, стены богатого бордового цвета, на подоконнике – простенький старинный подсвечник, по виду антиквариат.