увлекла Марьяхо. Она быстро отыскала волосы и на других фотографиях.

— Бинго, ты переходишь к следующему этапу. Теперь я спрашиваю: где волосы Мигеля Вистаса?

Он положил на стол фотографию Лары Макайи. Марьяхо тщательно изучила снимок. Волос не было.

— С тем же успехом ты можешь рассматривать его весь день. И даже дольше. Потому что волос нет.

— Возможно, камера была похуже.

— Та же самая, я узнавал.

— Ты хочешь сказать, что полиция придумала фальшивую улику?

— Видишь ли, Марьяхо, одни выдумывают новости, другие — доказательства.

— Не сравнивай, Буэндиа, — возмутилась она. — Мои фейки — безобидные.

— Во всем этом есть что-то очень подозрительное. Я внимательно просмотрел все отчеты по уликам в этом деле, и знаешь, что я обнаружил?

— Сплошные нарушения?

— Наоборот. Все в полном ажуре. Почитаешь отчеты, и кажется, это самое образцовое расследование за всю историю криминалистики. Даже отмечено, что волосы, найденные на теле, никогда не соприкасались со свадебным платьем погибшей.

— Такая дотошность вполне оправданна. Мигель Вистас касался платья, а волосы с его ДНК найдены на теле.

— Именно. Но в такой дотошности не было смысла, когда Мигеля еще не подозревали.

— Он был последним, кто видел ее живой. Полагаю, его подозревали с самого начала.

— Он не был официальным подозреваемым.

— Ты намекаешь, что отчет составлен постфактум?

— Вместо того чтобы намекать, я сейчас разрешу все сомнения.

Буэндиа взял телефон, пролистал список номеров и нажал на «вызов».

— Кому ты звонишь?

— Полицейскому Риверо. В те годы он уже работал судмедэкспертом, но я не знаю, участвовал ли он в расследовании убийства Лары.

— Наверное, нет, и я не думаю, что он захочет вытаскивать скелеты из шкафа.

Буэндиа приложил палец к губам, прося тишины.

— Исмаэль? Как дела, приятель? Это Буэндиа.

Он встал и сделал неопределенный жест в сторону М­арьяхо, словно извиняясь.

— Слушай, я расследую дело Макайя, и, когда я проверял полицейский отчет о первом убийстве, у меня возникли некоторые сомнения. Ты участвовал в том расследовании?

Буэндиа удивленно опустил мобильник и посмотрел на Марьяхо:

— Он отключился.

— А чего ты ожидал? Что он обрадуется тебе, как родному?

— Этот сукин сын повесил трубку! — продолжал возмущаться Буэндиа.

— Может, это он и придумал взять ДНК из волос, чтобы подставить Вистаса?

На пороге появился бледный Сарате. Ему совсем не понравилось то, что он услышал.

— Что происходит?

— Налицо признаки халатности в расследовании убийства Лары, — веско, менторским тоном изрек Буэндиа.

— Признаки…

— Точнее, доказательства, Сарате. Расследование б­ыло проведено плохо.

— Где доказательства?

Марьяхо и Буэндиа удивленно переглянулись. Они не понимали, почему Сарате говорит так резко.

— На трупе не было волос Вистаса. Посмотри на эти фотографии.

— Ты больше доверяешь фотографиям, чем работе уголовной полиции?

— Посмотри на фотографии, Сарате. Волос нет.

— Мне не нужно смотреть на фотографии. Мне достаточно прочитать отчет судмедэкспертов. Они мои коллеги, и я им полностью доверяю.

— Хотел бы я сказать то же самое.

— Ты мне противен, Буэндиа, — отрезал Сарате.

— Прости, что ты сказал?

— Ты сам судмедэксперт, много лет работаешь в криминалистике, а теперь поливаешь дерьмом собственное ведомство.

— Думай, что говоришь.

— Прекрати играть в детектива, если не хочешь проблем, — пригрозил Сарате.

— Ты меня ударишь? — засмеялся Буэндиа, провоцируя его.

— Я подам Рентеро рапорт о твоем предвзятом отношении к работе полиции.

Буэндиа подошел ближе, пристально глядя на него:

— А ты писать уже научился?

Сарате схватил его за грудки, смяв рубашку.

— Отпусти его! — закричала Марьяхо.

Сарате отпустил. Буэндиа расправил рубашку, подхватил пиджак и направился к выходу.

— Я лично поговорю с Исмаэлем Риверо, посмотрим, все ли полицейские такие честные, как ты говоришь.

Он ушел, резко хлопнула дверь. Сарате так и стоял, уставившись в пространство и кипя от ярости.

Глава 56

Когда Элена подъехала к тюрьме Эстремера, Масегоса ждал ее у ворот. Они холодно поздоровались, и никто ни слова не сказал о письме. Масегоса, похоже, собирался сделать инспектора своим союзником, но она уже сама не знала, чью сторону принять.

Они прошли рамку металлодетектора, потом контроль безопасности, и им все равно пришлось ждать еще пятнадцать минут, прежде чем они наконец встретились с Мигелем. Письма Элена не принесла: Рентеро не разрешил. Но она прочитала его несколько раз и запомнила наизусть. Однако сильнее всего ее впечатлили газетные вырезки, которые Камило Кардона вложил в конверт. Это были новости о смерти Сусаны Макайи.

— Мигель, очень важно, чтобы вы четко объяснили, почему бывший сокамерник прислал вам эти вырезки.

Элена говорила очень серьезно, с самого начала давая понять, что ситуация близка к критической. И именно поэтому она не испытывала никакого неудобства от присутствия на встрече адвоката.

— Это нужно спросить у него.

— Но я спрашиваю вас.

— Он знал, почему я за решеткой. За убийство Лары Макайи. Наверное, решил, что меня может заинтересовать эта новость, ведь девушку убили почти так же.

Масегоса кашлянул.

— Простите, инспектор, к чему вы клоните?

— Я хочу знать, мог ли Камило Кардона убить сестру Лары, подражая убийце, которым он восхищался.

— Предполагаемому убийце, вы хотите сказать, — уточнил адвокат.

— Убийце по приговору суда, — отрезала Бланко.

— Я не убивал Лару Макайю, инспектор.

— Спрошу вас напрямик, Мигель: мог ли Камило Кардона убить сестру Лары только из желания повторить ваш поступок?

Мигель откинулся на спинку кресла. Встретился взглядом с Масегосой, который кивнул ему, словно одобряя вопрос инспектора. Но Мигель не принял кивок во внимание, похоже, он вообще не брал в расчет мнение адвоката.

— Я не знаю его так хорошо.

— Вы три года сидели с ним в одной камере, — сказала Элена.

— Сокамерник не друг.

— Вы ни о чем не разговаривали? Здесь же нечего делать, какие-то отношения у вас с ним должны были возникнуть.

— Видите ли, Камило был не очень умен. Я рассказал ему, почему я в тюрьме, и это его заинтересовало.

— Вы рассказали ему о личинках в мозгу Лары?

— Я рассказал ему обо всем. Возможно, это отчасти моя вина… ну, я не знаю.

— Продолжайте, что вы имеете в виду?

— Это трудно объяснить. Я не убивал Лару Макайю. Но, оказавшись здесь, я понял, что мне лучше вести себя так, будто я виновен.

— Почему?

— Потому что таких убийц в тюрьме уважают. Уверен, что для вас это звучит дико, но жизнь за решеткой не такая, как на свободе. Тут другие правила, авторитет зарабатывается совсем иначе.

— Значит, ваш сокамерник думал, что вы убийца Лары.

— Может быть.

— И это укрепило вашу дружбу.

— Я уже сказал вам, что мы не были друзьями.

— «Я скучаю по нашим разговорам, приятель. Ты единственный друг, который был у меня в жизни». Так Камило прощается с вами в письме. — Элена пристально посмотрела на Мигеля.

— Возможно, он считал меня другом.

— Похоже на то. Разве принято, чтобы бывший заключенный писал письма своему бывшему сокамернику?

— Понятия не имею.

— Я тоже, поэтому и спрашиваю, — сказала Элена. — Вы ведь знаете, что письма, поступающие в тюрьму, проверяют, прежде чем вручить заключенным.

— Их цензурируют, инспектор, — поправил ее Масегоса. — Давайте называть вещи своими именами.

— Ладно, согласна, цензура. Благодаря ей точно известно, кто кому пишет и как часто. Оказывается, заключенный, выходя на свободу, очень редко вспоминает товарищей по тюрьме.

— Это только доказывает, что Камило — человек недалекий, — сказал Мигель.

— Похоже, вы не очень его любили.

— Он был туповат. И вообще с приветом.

— Но вы сохранили письмо, которое он прислал.

Мигель опустил взгляд, словно застигнутый врасплох.

Масегоса решил вмешаться:

— Есть ли что-то противоправное