— Все готово, молодой человек. Распишитесь в квитанции. Деньги заплатите мне.

Тощий старик вышел из глубины мастерской и положил на конторку выглядевшую не хуже новой «Звезду».

— Пришлось поменять циферблат, — пояснил он.

— Спасибо, — я поднес часы к уху — они тикали звонко и четко, совсем как раньше. — Спасибо. Эти часы подарил мне дедушка, и я ими очень дорожу. Они никогда не отстают и не убегают.

— Да, молодой человек, часы — настоящий друг человека. Они говорят правду, напоминая, как быстротечна человеческая жизнь и как ужасен ее конец. Скажите, вам приходилось открывать заднюю крышку часов?

— Да. Я знаю, что это не рекомендуется, но наблюдать, как крутятся все эти колесики и качается вилочка, очень увлекательно. Они такие… деловые и веселые, что ли…

— Вы любите технику, молодой человек?

— Никогда об этом не задумывался… — чем больше я говорил с часовщиком, тем спокойнее становилось на душе. Все страхи остались за дверью мастерской, тиканье механизмов уже не тревожило, а успокаивало. — Пожалуй, мне нравится техника. Когда чинишь какой — нибудь механизм, всегда можно найти причину поломки. В машине нет лишних деталей, она рациональна и потому предсказуема. Не надо гадать на кофейной гуще или тыкать пальцем в небо. Признаюсь, я не люблю то, что не могу объяснить.

— Милый юноша, вы говорите моими словами! — расплылся в улыбке часовщик. — Позвольте узнать ваше имя.

— Петя. Петр Толкачев.

— Очень приятно. В знак дружбы позволю себе перейти на «ты». Называй меня Дмитрий Дмитричем или просто Часовщиком. Скажи — ка, дорогой Петя, тебе никогда не хотелось оживить старые часы?

— Вообще — то я люблю чинить сломанные вещи, но вот часы пока не приходилось.

— Хочешь попробовать?

— Не знаю, так неожиданно…

— Нет-нет, Петя, это ни к чему не обязывает. Просто иногда, когда выпадает свободная минутка, заглядывай ко мне. Я, кажется, нашел в твоем лице родственную душу, а это очень важно. У тебя особый дар, часы его оценят в полной мере. Хочешь начать прямо сейчас?

— Сейчас, Дмитрий Дмитрич, не выйдет в любом случае, — я продемонстрировал перебинтованную ладонь. — Почти сутки назад поранился, а она и не думает заживать. Ручку и ту держать сложно.

— Покажи — ка.

Жесткие пальцы с неожиданной силой сжали мое запястье. Старик снял повязку, вооружился лупой и долго рассматривал рану:

— По-моему, все в порядке. Царапина, конечно, глубокая, но уже начала затягиваться. Через пару дней, а то и раньше перестанет беспокоить. Если же вновь начнет кровоточить, помажь перекисью водорода — это отличное кровоостанавливающее средство.

— Спасибо, я обязательно приду к вам, как только смогу.

Простившись с Дмитрий Дмитричем, я галопом пронесся по лестнице, вылетел из мастерской и едва не рассмеялся — такими нелепыми показались мне собственные страхи и выползшие из детства кошмары. Несмотря на мелкие осложнения, жизнь все же была прекрасна и удивительна!

— Петя! — сидевшая у подъезда Акулиничева поднялась, торопливо пошла навстречу. — Я тебя в школе упустила, пришлось дожидаться здесь. Нужен твой совет.

Мы прошли на детскую площадку и оккупировали пустовавшие качели. Светлана начала рассказ:

— Я еще в школе хотела об этом поговорить, но побоялась — вдруг разговор подслушает кто — то из девчонок и начнутся сплетни. Во-первых, с Татьяной происходит нечто странное, а во — вторых, у меня снова были видения.

Мне удалось сдержать улыбку. С недавних пор Светка вообразила, что способна видеть прошедшие, грядущие и происходящие за много километров от нее события. В принципе я допускал, что особо восприимчивые люди могут улавливать недоступную другим информацию, но видения Светки скорее можно было приписать ее воображению, слишком яркими и фантастическими они оказывались.

— Все началось несколько дней назад, — сидевшая на качелях Акулиничева оттолкнулась ногой от земли и начала раскачиваться. — Сам знаешь, как ответственно Татьяна относится к учебе, не припомню случая, когда бы она не выучила урока.

— Быть с первого класса отличницей — ко многому обязывает.

— Именно. И вот, я захожу к ней в гости, а Татьяна, вместо того чтобы готовиться к зачету по истории, сидит с ногами на кровати и кутается в одеяло. Я подумала, что она нездорова, но на самом деле все оказалось еще хуже.

— Что может быть хуже болезни?

— Страх. Оказывается, с недавних пор Таня стала бояться темноты, пустых комнат и даже собственной одежды. «Вещи хотят моей смерти. Полотенце в ванной обвивает шею, стремясь задушить, вилка хочет пронзить горло, а под половицами поджидает пропасть, дно которой покрывает толстый слой шуршащих насекомых», — созналась она. Я просто обалдела, когда такое услышала. Потом Таня показала на собственный, висевший на вешалке халат и заявила: «По ночам он превращается в человека и часами стоит над моей кроватью. То, что он хочет со мной сделать, хуже смерти».

— Ее пугает одежда? — на миг прежние страхи вновь завладели моим сознанием.

— Ах, Петя, ее страшит все, и чем дальше, тем больше! Таня стала такой нервной, раздражительной, я просто не знаю, как ей помочь. — Акулиничева спрыгнула с качелей. — Ладненько, меня заждалась художественная школа. До встречи.

— Подожди! Ты упоминала какие — то видения.

— Пустое. Разве они могут заинтересовать человека, не верящего в мой дар ясновидящей?

— Просто я отношусь к нему со здоровым скептицизмом, но не отрицаю полностью. Твои «откровения» как — то связаны с Панкратовой?

— Не совсем… — Светка вновь устроилась на качелях. — Просто образы возникают, когда Татьяна находится поблизости. Обычно видения приходят во время сна, когда сознание отключается, а душа бродит неведомо где, но сейчас все происходит совсем иначе. Скорее это напоминает гадание по стеклу…

— Света, мне не понять, чем отличается гадание по стеклу от гадания на кофейной гуще.

— Между прочим, здесь нет ничего смешного. Кто умеет, тот увидит будущее и на дне кофейной чашки.

— Молчу, молчу.

— Во время гадания по стеклу всматриваются в полированные или светящиеся поверхности, — учительским тоном просветила Акулиничева, — пока не впадут в транс или не узреют желанный образ. Так вот… Я совершенно случайно заметила в зеркале необычный отблеск и, присмотревшись, увидела нечто. Более детально это удалось рассмотреть в графине с водой.

— И что в нем плавало?

— Петя, ты сам спросил о видениях.

— Свет, со стороны такие речи звучат довольно странно, сама понимаешь.

— Хорошо. Видение сперва напомнило мне сверкавшее на солнце море — много-много трепетных золотых огоньков, сливающихся в огненное покрывало. Присмотревшись, я поняла, что вижу очень пологие, покрытые ослепительно белым снегом холмы, усеянные тысячами, да что там — десятками тысяч горящих свечей, и черное беззвездное небо над ними. Красивое зрелище и жуткое.