— Я на машине, — сказал я. — Почему напоследок?

— Ну и дурак, — сказал Огурцов, не услышав вопроса. — Хрена ли тебе в машине? Самая лучшая машина — такси. Ну, будем.

Припал к стакану, вытянул содержимое и стал закусывать.

— Дрянь огурцы, — сообщил он, морщась и что-то между делом сплевывая из набитого рта. — Помнишь, Серега, какие раньше были огурцы? То были огурцы. А это разве огурцы? Гандоны это, а не огурцы… Мяса хочешь? Давай, чего ты… Вон посмотри на меня. -

Он похлопал ладонью по брюху. — Жрать надо, вот что. Сил не будет, если не жрать.

— Да ладно тебе, — сказал я. — Пиво есть?

— Под столом погляди. Ладно, ладно… вот тебе и ладно. Ни хрена не ладно. Сейчас посмотрим… — Он поднялся, тычком вилки сбил со стоящей на плите жаровни крышку, с металлургическим грохотом обрушившуюся на конфорки, и полез туда. Обернулся: — Гуся будешь? Гусь. Давай жри гуся, чего ты…

Я понял вдруг, что Огурцов пьян в дым.

— Гусь. Это ведь не страус. Верно? Что такое гусь? Птица. Такая ма-а-а-а-аленькая птица. Птичка. Ласточка с весною в сени к нам летит… Нет, я что хочу сказать? Вот мне все говорят — худей. А зачем? А то еще: из-за стола вставать с чувством легкого голода… Хорошо, я согласен. Но ты прикинь: ведь легкого же! А?

Лег-ко-го! Понимаешь?

Он тяжело сел, нагнулся к тарелке, взял обеими руками коричнево-золотую ногу пернатого и стал громко рвать ее зубами.

Застонал, фырча и встряхиваясь, цапнул бутылку — мизинцем, чтоб не замарать, — налил, выпил, засопел, зачавкал. Но и гостя не забывал — косил на меня глазом, когда утирался тыльной стороной ладони.

Я отпил глоток пива. В этот момент негромкая возня в коридоре завершилась шелестящими шагами, и в кухню сунулась худощавая и встрепанная женщина. Раскрасневшееся скуластое лицо было до такой степени исковеркано волнением, что нельзя было даже приблизительно понять, чего больше она сейчас испытывает — счастья или ужаса. Сначала она немо шевелила белыми губами, а потом смятенно выговорила, встряхивая у меня под носом серо-голубую дубленку:

— Василий Петрович!.. И это можно?!

— Что ты ко мне с каждой тряпкой, — зарычал Огурцов. — Бери!

Нет, стой, погоди… ишь обрадовалась. Серега, тебе ничего не нужно?

Дворничиха затаила дыхание.

Я помотал головой.

— А то смотри… Видишь, закрывается лавочка. Не с собой же тащить… Ну как знаешь. Бери, Фая, бери! — подтвердил Огурцов.

— Пользуйтесь! Огурцов поносил, что уж…

И заорал, как только она исчезла:

— Фая! Фа-а-а-а-ая, мать твою так! Стой, погоди!.. Давай-ка вынеси это все. Что мы тут, как в помойке… а? Пусть вынесет, что ли?.. или ну ее? — спросил он, мутно оглядываясь. — Нет.

Греметь… таскать… Потом вынесешь. Ты лучше вот чего… коробку еще одну тащи, вот чего… кости бросать некуда. А это потом, потом… Все, иди, Фая, иди, ну тебя к аллаху… после вынесешь… а не вынесешь — тоже ладно… заплачено.

— Ты переезжаешь, что ли, Василий? — спросил наконец я.

Огурцов икнул и поморщился. Затем положил вилку рядом с тарелкой.

— П-п-п-погоди, — сказал он. — Ты чего? Я же тебе звонил… или что?

— Черт тебя знает, Василий, — в сердцах сказал я. — Может, кому и звонил. Мне не звонил. Это я тебе звонил днем — ты хоть помнишь? Я аванс привез вернуть.

— Какой аванс?

— Ты мне аванс давал под расселение. Пречистенка — помнишь? Там ничего не получается. Как что-нибудь подходящее подвернется, я тебе свистну. А это возьми пока.

— А-а-а! — протянул Огурцов, машинально принимая деньги. -

Погоди, погоди! Так ты не знаешь!.. Вот чего! А я-то думаю…

Придержавшись за стол, он поднялся во весь рост, выкатил пузо, приосанился — шея налилась и пошла складками, да и рожа еще больше запунцовела, — левой рукой накрыл лысину тоненькой пачкой купюр, выпучил глаза и грянул, дурашливо прикладывая к виску сальную ладонь:

— Огурцов Василий Петрович, греческий подданный. Будем знакомы…

Снова нашарил стул и сел.

— Это в каком смысле? — спросил я. — Черного полковника дали?

— Отъезжаю, Серега, вот в каком, — сказал Огурцов. — Вот в каком, Серега. Ни хрена не полковника. Вот так. Хватит. То-то я смотрю… а ты не знаешь… понятно. Выпьем тогда. — Налил, выпил, сморщился. — Ну извини. Фу… А я хотел позвонить, да как-то… Ладно. Короче, прощаться будем, Серега. Не пошел ты ко мне работать. Ну и правильно… У тебя вон свое дело теперь. -

Он хмыкнул. — И ничего. Никакой трагедии… Я бы на твоем месте что? Я бы раскручивался… без этого никак… Только не говори, что нету денег. Денег всегда ни хрена нет. Смотри сюда. Берешь кредит. Нанимаешь людей. Днем и ночью гоняешь их, сволочей, дрючишь их, гадов, во все дыры… понял?.. а, ладно. Ты теперь сам с усам. Короче, я дела свернул. Вот так. Дела-делишки. Все.

Прекратил. Вынул, сколько вынулось, и черт с ними. Мне хватит.

А-а-а, теперь не важно. После драки кулаками махать. На хрен нужно. Правильно? Я так не могу. Я или в полную силу, или… -

Он мерно тыкал вилкой в тарелку и механически говорил, глядя в нее же: — Баста. Нет, ну а как еще? Когда — Лифшица, я тогда еще не понял. То есть нет… я понял, да… но не испугался. У него были свои дела. Я думал — может, пережал кому. Два года прошло: бац — Владик. А что Владик? Владик вообще все только по-белому.

Ругались даже. И что я могу?.. Они не понимают. Ну ладно — заработал, погорел, снова заработал… это нормально. Игра.

Выше-ниже. Хорошо. Вложил — получил, снова вложил — потерял, опять вложишь — заработаешь. Не страшно. Бедный, богатый — все временно. Но это! Они не понимают, что это навсегда?!

Отморозки… Встретились. Запрессовали. Один бабки отслюнил.

Другой у подъезда… бац, бац. Как в кино. Пять пуль. А это не кино… И что делать? Поеду. Я бездарь… двоечник… Талант — это музыку сочинять или книжки… понятно. А дело делать — это всякий может, что там… вот и пусть без меня…

Огурцов замолчал, потом потер щеки ладонями и по-собачьи встряхнулся, трезвея.

— Ладно, что я тебя гружу… Выпей, чего ты. Захлопотался я, не поверишь… то-се, туда-сюда… бумажки… вид на жительство…

Пока с деньгами разобрался там — у-у-у! Заколебали. Вот пеньки эти греки… Все у них проблема. Дом покупать — р-раз. — Огурцов загнул палец. — Приставучие. Открой им рабочие места — и все, и хоть ты кол на голове теши. Говорю — не хочу. Наоткрывался, говорю, хватит… Не понимают. Ну мне чего? — плюнул, открыл места… сервис купил, чтобы отвязались, провались он пропадом.

Теперь в этот сервис потекут бабки, уж я чую. Пока его раскрутишь. Это не у нас: палку воткнул — растет… Морока. Лику с детьми позавчера отправил. Валентина, стерва, сына не дает… и первая самая — тоже не отдает… озверели они, что ли?.. Все равно потом увезу. А-а-а, не проблема — приеду, увезу ребят…