— Мама! — позвала громко. — Я обедать хочу!

— Сейчас, сейчас, — мамин голос откликнулся с кухни. — Картошечка уже доваривается. Вот только борщ поставлю. Руки пока мой.

Ксения пошла в ванную и отвернула краны. Вода пахла противно. На старой квартире запаха не было.

— Мама, — она снова позвала. — Почему пахнет? Каким-то керосином…

— Не выдумывай! — мамин голос стал недовольным. — Это хлорка, воду обеззараживают.

— Не хлорка, я же чувствую, — Ксения вытирала руки, морща нос.

— Не выдумывай, — повторила мать, разливая борщ по тарелкам.

То, что казалось праздником, облетело, как елочная мишура.

«Зачем?.. Что я ему скажу? И думать забыл… — она представила, как садится в автобус, и оно подступает, наваливается всей тяжестью, будто она едет без билета, а все пассажиры на нее смотрят и только и ждут контролеров, чтобы ткнуть в нее пальцем. — А вдруг?..»

Вдруг ей показалось, что он хочет ее видеть, только не знает — как. У нее же нет телефона: «И адрес… Если б знал, давно бы…»

Из-под арки выруливал горбатенький «запорожец». Перемахнув через сугроб, Инна выскочила на обочину.

— Мне до Первой линии.

— Садись. До Первой — по пути.

— Только учтите — у меня денег нету.

Водитель усмехнулся и пожал плечами.

— Только побыстрей, — она села на переднее сиденье.

— Быстро не выйдет, — водитель включил дворники. — Гололед!

По обочинам пенилась коричневатая накипь.

— Дрожишь-то чего? Замерзла? Может, печку включить? — он потянулся к щитку.

«Тулуп… Дурацкий, как у извозчика. Еще бы подпоясался и рукавицы за пояс…» — Инна косилась неприязненно.

Разбрызгивая грязь, машина шла по Большому проспекту. Сквозь стекло она вдруг увидела: он шел, сунув руки в карманы и подняв воротник.

— Стойте! Здесь стойте!

— Ты чего! — водитель дернулся. — Взбесилась, за руки хватать? Здесь не могу — нельзя.

— Тогда я выпрыгну… выпрыгну… — Инна рвала ручку.

Взвизгнув тормозами, машина встала.

Орест Георгиевич шел к набережной. Скрываясь за спинами прохожих, Инна бежала следом. Он сел в автобус. Все-таки она успела вскочить через заднюю дверь.

Рядом — пустое место. Кому какое дело, если она подойдет и сядет?.. Инна стояла, оглядываясь украдкой: толстая тетка читала книжку, девица в вышитой дубленке болтала с высоким парнем — хихикала и вытирала нос варежкой. Старуха, закутанная в платок, рылась в сумке, стоящей в проходе: достала яичную картонку и примостила себе на колени. «Вот сейчас… пойду… как будто за билетом, — она сунула руку в карман и нащупала пятачок, но тут автобус остановился — в салон вошли новые пассажиры. Дядька в противной кроличьей шапке шлепнулся на пустое сиденье. Порывшись в кармане, постучал впереди сидящего в спину: «Передайте на билет», и Инна вдруг поняла: он едет к этой женщине. Пятачок стал горячим. Она кинула его в прорезь кассы и машинально сложила цифры: не хватало единички. Женщина, нагруженная тяжелыми сумками, открутила следующий билет. «Ей-то зачем?..» Женщина, которой досталось автобусное счастье, поставила сумки на пол и зажала их ногами.

Он сошел у «Чернышевской». Почти не таясь, Инна двинулась следом — в переулок, упиравшийся в белый бульвар. Он свернул в подворотню и скрылся в угловой парадной.

По лестнице она шла, вытягивая шею, осторожно выглядывая из-за перил.

— Я, я… — он начал и замолчал. Женский колокольчатый голос не приходил на помощь. Инна высунулась. Той женщины не было. В дверном проеме стоял какой-то тощий парень.

Отец Чибиса приложил руку к горлу, другой рукой взялся за локоть. Инна не успела удивиться. Тощий парень кивнул:

— Прошу.

Они вошли в квартиру, и замок щелкнул. Эхом раздался другой щелчок: дверь напротив раскрылась на узкую щелку. Там что-то заворошилось. Из щели высунулась голова, обмотанная рыжим платком. Шаркая черными бурками, старик подобрался к соседской двери и приник ухом. Длинное пальто цвета выношенной шинели сползло с плеч. Он нагнулся неловко.

В два прыжка подскочив к приоткрытой двери, Инна лягнула ее с размаху.

— Сторожим? — она обратилась ласково.

— Тебе-то чего? — он стоял, скрючившись над пальто.

— Вот сейчас позвоню им, — она кивнула на дверь.

— Дак звони, — он держал пальто под мышки, как раненого товарища. — Они и сами всё знают.

— Ага, сейчас увидим, — Инна шагнула к двери и уперлась пальцем в звонок.

Квартира безмолвствовала. Старик уже успел скрыться. Рыжие углы платка шевелились в щели тараканьими усами.

— Ты к старухе, что ли? — раздался шепоток. Под защитой двери он шел на мировую. — Медсестра?

— Может, я внучка! — Инна огрызнулась.

— Внучка… Как же! Жучка ты.

— А вы — таракан.

Он не обиделся:

— Стучи. У них звонок не работает.

— Не врите, только что работал.

— А теперь не работает. Когда хотят — работает, когда не хотят — не работает…

Инна смотрела исподлобья:

— Так не бывает.

— У них всё бывает. Чего хотят, то и делают. Хорошая ты девка! — он выползал обратно. — Мне бы годков пятьдесят скинуть, ух!

Она попятилась к