С уважением,

М.

P. S. Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать? Ну а если нет, так нет.

Франкфурт-на-Майне, пятница, день

Привет!

Название «Суши» даже очень ничего себе. Суши ассоциируется — не только у одиночек — с потреблением сырого мяса. То есть с наслаждением, получаемым от чего-то совершенно непереработанного и девственного. У народа хватает хитроумно сделанных и раскрашенных вещей. Народу хочется чего-то по-настоящему настоящего. Может, поэтому суши как некий символ истинной свежести столь популярны. Впрочем, я не настаиваю на таком названии. И пока что у меня нет никаких других идей. Честно говоря, сегодня меня это мало волнует. Я подумаю над этим, когда мы назначим «день рождения книги». Но можно рассмотреть и вариант с «Суши».

Я вернулся к теме суши только потому, что приведенные тобой факты (о Германии) расходятся с истиной. Я имею в виду сведения, полученные тобой от твоего мужа. А если что-то расходится с истиной, то я из принципа не могу пройти мимо. Если бы прошел, то ощутил бы себя человеком, равнодушно взирающим на распространение лжи. Но больше я о суши не напишу ни слова. Даже если ты сообщишь мне о таком абсурде, что суши доступны в каждой кенийской деревушке (во многих, тех, что на океанском побережье, особенно в туристических). Каждый раз, начиная с сегодняшнего дня, как только я буду есть суши, у меня в голове будет возникать ассоциация с диваном из алькантары. Может, когда-нибудь куплю себе такой…

Остаемся в кулинарной тематике. Артишоки знают даже в Слупске, даже на Кашубах. И, говоря о них, ты ничуть не отходишь, а, наоборот, входишь в саму действительность. Потому что это прекрасный овощ. Совсем не дорогой. И для здоровья полезный. Салат из артишоков под бальзамическим уксусом великолепен. Есть наивные люди, которые думают, что это афродизиак. Иногда я сам себе готовлю его. Вкуснее всего получается, когда уксус (лучше всего густой, сладковатый) впитывается в артишоки в течение нескольких часов (на химическую реакцию нужно определенное время). До сих пор мне так и не удалось выдержать столько, сколько надо. Я всегда съедал салат из артишоков слишком рано. В холодильнике у меня только бальзамический уксус. Особенный. Но зато три бутылочки. И салат айсберг. Хочу почувствовать вкус этого уксуса. Салат будет лишь предлогом. Мужчин легко соблазнить гарниром, добавками к основному блюду.

Три бутылочки уксуса мне подарила одна варшавская журналистка. Это особенный уксус. Более редкий, чем редкие вина. Я держу его в холодильнике, как и предписано на этикетке. Журналистка (не одиночка, вот уже много лет живущая в счастливом браке) однажды пригласила меня в один из своих любимых варшавских ресторанов: «Wine Bar Mielzynski». И хотя он помещается в старых складах с индустриальным интерьером и стеллажами вин посредине и не претендует на эксклюзивность, в нем много очарования и элегантности. Расположен он на улице Бураковской. Наверняка знаешь. Мало кто из варшавян не знает его… Журналистка хотела устроить мне экскурсию по таким местам. И устроила. Ни одно из них я не забуду. Например, «Wine Bar Mielzynski». Мало того что она подарила мне свое время, она одарила меня своим вниманием. А увенчала визит на Бураковскую тремя бутылочками эксклюзивного уксуса в качестве подарка. И теперь каждый раз, как только я открываю свой холодильник, я с теплом вспоминаю о ней. Такая вот милая ассоциация.

Хочу вернуться к ассоциациям, возможно, не столь милым. В последнее время в твоих письмах я нахожу очень много неприятных для меня ассоциаций. Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует. Ты почти никогда не комментируешь то, что меня на самом деле волнует. Тебя не потрясла судьба «пациентки LK»?! Ты предпочитаешь продолжать тему одиночек? Я думал, что это всего лишь социальное явление. А то, что пять миллионов одиночек ходит по Польше, совершенно меня не трогает. Польша — большая страна, и многие из ее жителей или не могут, или не хотят вступить в брак. Они слишком молоды. Может быть, феномен «одиночек» имеет существенное значение, но он не самый главный. Пусть себе священнодействуют, носятся со своим, как ты пишешь, «духовным одиночеством, жизненным комфортом и обычным эгоизмом». Если кто-то одинок или хочет им быть, то скатертью дорога.

В своем письме ты пишешь: «Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать?» Что ж, после твоей третьей просьбы отвечаю, хотя мне казалось само собой разумеющимся, что ответа здесь не требуется (Почему? Цитирую тебя: «Есть тысяча причин, которые я не хочу разжевывать, чтобы дело не выглядело так, будто я собираюсь оскорбить тебя сомнениями в твоих умственных способностях»). Я не могу точно знать, каких таких истин ты не находишь. Я никогда не писал, что ты их не находишь и что тебе не дано их познать. Укажи, пожалуйста, где я это писал! Пожалуйста, покажи. Ты сделала этот вывод из моих писем. Мне самому интересно, на основании какой фразы. Так что прошу тебя, не спрашивай меня в четвертый раз. Ответь себе сама. Не на мой вопрос. А на свой собственный.

Завтра утром (в субботу) лечу в Польшу. Во вторник днем буду в Торуни, в Университете имени Николая Коперника, на заседании ученого совета, где будет приниматься решение о допуске к защите моего второго аспиранта. Он написал прекрасную работу об использовании тонких информационных методов для автоматического анализа текстов на натуральном языке. Он пишет программу для компьютерной системы, которая сама будет «читать и понимать» тексты. И вполне возможно, — в очередном, расширенном варианте, — в будущем автоматически писать аннотации, резюме. Интересно, какую аннотацию она написала бы на нашу книгу? Его работа — новаторская, находящаяся на пограничье трех дисциплин: искусственного интеллекта, лингвистики и когнитивистики. Мне это знакомо. Алгоритм автоматической расшифровки структуры химических соединений — это также анализ своеобразного языка. И поэтому в Торуни меня сочли достаточно компетентным и имеющим право осуществлять научное руководство над его работой. Это уже второй мой аспирант. Наука — моя жизнь. Я все еще работаю над своим профессорским званием. Его диссертация нужна мне точно так же, как она нужна ему. Наука все еще остается для меня самой важной частью жизни. Книги я пишу в свободное от основной работы время.

Если я не буду отвечать на твои письма в ближайшие четыре дня, заранее прошу прощения. Буду заниматься своим аспирантом в моей родной Торуни. Наверняка будет доступ к Интернету, точно так же наверняка не будет времени. Я хочу, по мере возможностей, подарить время моему брату и его семье, друзьям, с которыми давно не виделся, а также моим родителям на местах их вечного упокоения…

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Гамбург, вечер

Януш,

я должна бы посыпать свою голову пеплом, но не сделаю этого. Хотя безоговорочно принимаю не высказанный прямо приговор, что «она была плохой женщиной»[62]. То есть я. Привела неправдивые факты (меня не оправдывает даже то, что они почерпнуты из проверенных немецких источников). Кроме того, я упряма и не могу еще раз не затронуть тему японской кухни (скажем так, поскольку ты запретил употреблять слово «суши»), хотя и не знаю, как с ней обстоит дело в Кении, однако на Сейшелах такого понятия не существует. Я там была и не видела ничего подобного… В «Wine Ваг Mielzynski» я не ходила (но слышала о нем), ну и еще ты пишешь: «Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует». Я действительно плохая. Но все-таки остановлюсь на твоем последнем утверждении, поскольку всегда считала, что самое ценное и важное в жизни — не столько быть убежденным в своей правоте, сколько иметь собственное мнение. Более того, не только его иметь, но и отстаивать то, во что веришь. Только так можно сохранить верность самому себе. Используя высокопарные слова, важно не предать то, во что веришь, только ради того, чтобы именно сейчас удобнее согласиться с другими. Ну уж нет! Никогда не соглашалась и соглашаться не буду. Пару раз я уже объясняла почему. Убежденность в своей правоте, а также умение это скрывать — качества, необходимые в моей профессии. С одной стороны, журналисту нужно быть гибким, с другой — он должен бороться за то, во что верит. Не отстаивать ничем не обоснованные убеждения, потому что моментально утратит уважение тех, для кого работает: читателей, зрителей… Он должен долго и терпеливо работать даже над тем, что ему не очень интересно. Журналист не может так, как ты, махнуть рукой на ставшее уже массовым явление и любое другое, потому что, как ты пишешь, «совершенно тебя не трогает». Тебя, Януш. И все же хорошо, что ты так написал, потому что это убеждает меня в том, что я почти всегда остаюсь журналистом, даже когда переписываюсь с тобой. Я даже задумалась, как это возможно, что ты пишешь книги по вечерам, после того как целый день занимаешься наукой? А я, выходит, журналист двадцать четыре часа в сутки. Ты хотел бы знать, какая аннотация была бы написана к нашей книге, а мне достаточно того, что ты пишешь. Будь у меня желание скопировать стиль а la Вишневский, я бы написала: «Одних интересует компьютер и искусственный интеллект, а других жизнь за окном». Это убеждение ни разу не подвело меня, может, потому, что я всегда слушала, что говорят другие, даже если оставалась при своем мнении. Впрочем, как и ТЫ.