– Слушаю, – сказала Чарли.

– Это я, Сара. Мне нужно поговорить с тобой.

– Где ты?

– Малый Родос. Я хотела сказать… на пляже у…

– Я знаю, где это, – сказала Чарли.

Она позвонила Андерсу и сказала, что ей надо сделать одно дело. Не могли бы они встретиться через час?

– За это время я успею умереть от голода, – проворчал Андерс. – Что ты намерена делать?

– Встретиться с девочкой, которую отвозила вчера домой.

– Почему?

– Похоже, что-то случилось.

– Я поеду с тобой.

– Не надо.

– Не следует тебе ездить по таким делам одной.

– Мне предстоит разговор с расстроенной девочкой-подростком, – сказала Чарли. – Не хочу тебя обидеть, но дело пойдет легче, если я буду одна.

«Малый Родос» – так назывался пляж в нескольких километрах от поселка. Ничего общего с пляжами настоящего Родоса у него не было. Возможно, название когда-то употреблялось в шутку. Взгляд Чарли скользнул по будочкам для переодевания, мосткам, качелям, столику для гриля. Сары не было видно. Только подняв глаза к вышке для прыжков в воду, Чарли увидела ту, кого искала. Девочка сидела на краю самой верхней площадки. Чарли поспешила туда, торопливо взобравшись по лестницам на башню. Сара наверняка слышала ее шаги, но не обернулась.

– Сара! – окликнула ее Чарли, оказавшись позади нее. – С тобой все в порядке?

Сара потрясла головой.

– Можно сесть рядом с тобой?

Сара кивнула и подвинулась, освободив место Чарли.

– Я помню ее такой большой, – проговорила Чарли.

– В смысле – помню?

– Я жила здесь. Но потом уехала. Уехала, когда мне было четырнадцать.

– Я тоже уеду отсюда, – сказала Сара. – Все это трижды проклятое место… пропади оно пропадом.

– Что-то случилось?

– Да, случилось, но моя жизнь превратится в ад, если я расскажу тебе об этом.

– Тем не менее, ты хочешь рассказать, – проговорила Чарли.

– Да. Я вдруг поняла, что хуже уже некуда. Моя жизнь и так ад.

Чарли посмотрела вниз на воду. Легкие завихрения на поверхности показывали, что задвижки только что открыли. Ей хотелось сказать Саре что-нибудь ободряющее. Например, что жизнь иногда преподносит хорошие сюрпризы, а не только плохие. Ей хотелось сказать, что существует помощь, что все может повернуться к лучшему, – но она не находила слов.

– Можно покурить? – спросила Сара.

– А почему тебе нельзя?

– Мне тринадцать лет, – напомнила Сара. – Мне нельзя покупать сигареты.

– Верно, – ответила Чарли. – Но ведь выкурить одну сигаретку – не преступление?

Сара улыбнулась.

– Ты не такая, как другие. Ты… своя в доску.

Она достала из сумочки пачку сигарет.

– Это самокрутки, – сказала она, заметив взгляд Чарли. – В них ничего такого нет, ты не подумай.

Одну сигарету она протянула Чарли.

Некоторое время они молча курили.

– Заслонки открыты, – проговорила Сара, глядя на воду. – Если сейчас прыгнуть, то тебя сразу засосет вниз. А еще там подальше есть омут. В нем можно пропасть с концами, и даже никогда не всплыть.

– Что ты хотела рассказать? – сказала Чарли. – Что именно ты хотела рассказать мне, Сара?

– В тот вечер… В тот вечер, когда пропала Аннабель, мы не только пили. У Сванте были и другие ништячки. Думаю, поэтому нам так трудно что-то вспомнить, почти все были просто в отключке. Сванте велел мне ничего не рассказывать полиции. Сказал, что тогда нам всем не поздоровится, и моего папашу выгонят с работы. Папа работает на фабрике, потеряй он снова работу – это его совсем подкосит. Когда это случилось в прошлый раз… – Сара достала новую сигарету и прикурила от первой, – я опасалась, что он и вправду упьется до смерти.

– В прошлый раз? – переспросила Чарли. – Так это случалось и раньше?

Сара ответила, что это случалось постоянно. Протянув Чарли новую сигарету, она начала рассказывать про все те случаи, когда ее папу увольняли. На этой проклятой фабрике он пашет с тех пор, как она родилась, однако его так и не приняли на постоянную работу. Что-то такое с новыми станками не позволяло им принимать людей на постоянку.

– Станки, – вздохнула Чарли. – Об этих станках говорили еще тогда, когда я была в твоем возрасте. Моя мама тоже там работала. Но, как бы там ни было, Сванте не может уволить твоего папу по своему усмотрению, ты ведь это понимаешь, да?

Сара ответила, что понимает, однако каким-то странным образом все равно боится.

– В тот вечер я кое-что видела, – проговорила она и бросила горящий окурок в воду. – Я… я даже сняла это на видео.

– Что именно? – спросила Чарли, обернувшись к ней.

– Можешь посмотреть сама, – ответила Сара, доставая мобильный и нажимая на «play». Качество оставляет желать, сама видишь, все качается. Я и забыла, что я это снимала. Только сегодня случайно обнаружила, когда просматривала свои фото. Собственно, только тут я поняла, что именно засняла. К счастью, вроде бы, никто не заметил.

Она протянула Чарли свой телефон.

– Посмотри сама. Я не в состоянии больше это видеть.

Нора заснула. Она дышала так тихо, что Фредрик вынужден был наклониться над ней, чтобы убедиться, что она вообще дышит. Половицы заскрипели под его ногами, когда он на цыпочках шмыгнул в холл и спустился по лестнице.

В последние две ночи он мучил себя видеозаписями Аннабель. Он начал с дрожащих первых клипов, снятых сразу после родов, – черноглазого морщинистого кулька на груди у Норы. Теперь он дошел до первого дня рождения. Аннабель в красном платьице, с заколочкой в челке. Вокруг стола – друзья, с которыми они больше не общаются. Смех, когда Аннабель запустила в торт свои пухленькие ручки. Затем – прыжок во времени длиной в несколько лет. Аннабель, лежащая в постели и улыбающаяся.

– Что ты сегодня делала, солнышко мое?

Лицо девочки озаряется.

– Кафеты!

– Да, ты ела конфеты. Вкусно было?

Девочка активно кивает.

– Но маме мы ничего не скажем.

– Не-а, маме не сказем.

Запись закончилась. Фредрик пошел и налил себе большой стакан виски, прежде чем вставить новую кассету в видеокамеру, присоединенную к телевизору. На футляре было написано «Лето 2004». В кадре появилась детская рука.

– Похоже на глаз птицы, папа? Правда, моя рука похожа на птицу?

– Да, дружочек, вижу. Но разве ты не пойдешь купаться? Мы вроде бы хотели заснять, как ты прыгаешь с мостков.