ее прекрасное платье. Справедливости ради стоит заметить, что сначала я раздела куклу и попыталась втиснуться в это платье, но не удалось. Туфли мне тоже оказались малы. Но обнаружилось совсем страшное. Под платьем у куклы были комбинация и трусы! Настоящие! Такого удара я не ожидала. И когда срывала с бедной куклы, названной официально, а не мной, Гретой, что тоже было обидно и больно, потому что я – простая Маша, а она – невиданная Грета, увидела на ее спине еще что-то. Квадратик на крошечных гвоздиках, будто заплатка. Будь я постарше, поняла бы, что там находятся батарейки, которые позволяют Грете ходить. Но я, во-первых, никогда не видела ходящих кукол, во-вторых, не имела ни малейшего понятия о батарейках. Поэтому решила, что, возможно, и у меня есть такой квадратик на спине. Пусть я не была такой прекрасной, как Грета, но ходить-то умела! Сейчас я понимаю, какое счастье, что квадратик находился на спине куклы между лопатками, а не на животе, например. Иначе бы я точно сделала себе харакири кухонным ножом. Но до места между лопатками не так просто дотянуться. Весь вечер, вооруженная кухонным ножом, я провела перед зеркалом, вертясь то так, то эдак, чтобы обнаружить скрытый квадратик и выломать его.

Мама вошла в тот момент, когда я стояла спиной к зеркалу, вывернув шею, с ножом в руках.

– Манечка, ты чего? – ахнула она.

Манечкой меня называла бабушка, мама чаще всего – Марго. Так что услышать «Манечка» от мамы – это все равно как превратиться в прекрасную Грету.

– Где у меня то, что у нее? – спросила я, показывая ножом на обстриженную и голую куклу, лежащую рядом. Кажется, мне все же удалось натянуть ее сетку для волос на свою челку.

– Что? – Мама явно опешила, а это с ней случалось крайне редко.

– Вот та штука на спине, – пояснила я, тыкая ножом в спину кукле.

Вместо того чтобы сообщить мне, чтобы я не валяла дурака, а занялась делами, как было всегда, мама добрых полчаса – а для нее это, поверьте, много – объясняла, что кукла ходит благодаря механизму. И коробочка – тот самый механизм. Живые люди ходят сами по себе, поэтому они и живые, а не куклы.

– А почему у нее есть трусы, комбинация, платье и туфли, а у меня нет? – уточнила я.

– У тебя есть и трусы, и платье…

– Но не такие же! – расплакалась я.

Кажется, мама тоже была готова расплакаться. Она потратила всю премию, чтобы купить мне эту куклу, подключила все связи, чтобы достать такую красавицу, а я испортила ее в первый же вечер. Да еще и рыдаю от зависти.

Больше мне мама кукол не дарила. Никогда. Разве что Снегурочку, которая умела качаться на одном месте, будто танцуя. Но так и я могла качаться.

* * *

Наверху у соседей идет ремонт. Дрель не умолкает.

– Как же им не надоело дрелить, – заметила Сима.

– Сверлить. Дрелью сверлят, – поправила я.

– Нет. Они именно дрелят.

* * *

Ну что, снова на носу Первое сентября. Не хочу в школу. Но кого это волнует? Не хочешь идти в школу, школа придет к тебе.

Всегда линейки на Первое сентября проводились во дворе старшей школы. Опять же, традиционно из окон кабинетов на третьем этаже выпускали в небо разноцветные шарики. И в конце одиннадцатиклассники вели за руку первоклашек в младшую школу. Вдоль дороги выстраивались счастливые родители. Дорога красивая – цветы, деревья.

Но жизнь диктует новые правила.

Дочь позвонила из школы и сообщила с ужасом в голосе:

– Актовый зал исчез.

– Как это – исчез? – не поняла я.

В этом актовом зале, маленьком, всегда душном, прошли самые счастливые минуты моей жизни. Здесь дочь выступала на концертах, сыну, как лучшему выпускнику, пожимала руку и вручала аттестат бессменный директор. Ушла на пенсию. Или ушли. Пришло новое руководство. Актовый зал, ставший временно бесполезным из-за запрета на проведение массовых мероприятий в закрытых помещениях, решили переоборудовать. Сцену разобрали, стены покрасили и сделали из него класс. Как там будут сидеть дети, не знаю. Окон нет, душно до обморока. В самой школе поменяли двери. Сделали наполовину прозрачными, чтобы все проходящие по коридору могли видеть, что творится в классе. Многие со мной не согласятся, но дети и здесь потеряли право на личную жизнь. Они уже не могут закрыть дверь и сплетничать, затевать проказы. А сколько школьных историй происходило за закрытыми дверями кабинетов. Теперь их не будет. Стены расписали в модной современной технике граффити. В коридорах поставили диваны задорного желтого цвета. Какого цвета станут эти диваны через месяц, я даже представить боюсь. Цветы в горшках с подоконников исчезли. А ведь именно эти цветы – большие в кадках, маленькие росточки в пластиковых контейнерах – служили и поощрением, и наказанием. Трепетным девочкам, которые плакали на ровном месте, учителя выдавали лейку и отправляли «успокоиться и полить цветочки». Степа из Симиного класса, обожавший биологию, ботанику, от этих цветов не отходил – нашел себя человек. Что-то без конца поливал, прореживал, пересаживал. Расшалившимся пятиклашкам учителя тоже выдавали лейки и отправляли поливать цветы. Степа контролировал, чтобы те не вылили воду в один горшок, а поливали по всем правилам. Особо провинившихся отправляли к учительнице музыки Надежде Петровне на хозработы – именно она считалась главной по цветам. И под ее присмотром хулиганы возились с землей, пересаживая цветы. Надежда Петровна ушла на пенсию.

На торжественной линейке всегда звучали старые песни про школу – «Крылатые качели», «Учат в школе», «Первоклашка, у тебя сегодня праздник». Бабушки и дедушки хлюпали и смахивали слезы. Да и молодые родители не могли сдержать слез.

В этом году линейку решили проводить на школьном футбольном поле, а оно у нас под балконом. Слышимость такая, будто я на нем живу. Ну и репетиции проходили тоже на футбольном поле. Преподаватель ритмики орала так, что ее было слышно без микрофона. Дети, естественно, не могли синхронно поднять таблички с буквами, чтобы составить слова – «Учись», «Танцуй», «Играй» и что-то еще. Вот ничему опыт не учит – идея с буквами изначально провальная. Дети или непременно перевернут табличку вверх ногами или перепутаются. А потом, осознав ошибку, начнут меняться местами, врезаясь друг в друга и снося остальные буквы. Я смотрела с балкона – работать было невозможно. Дети танцевали под переделанную песню «Дискотеки Авария» «Летим высоко». Переделка, если честно, уступала оригиналу в тексте. Да и если слушать ее по утрам раз сто, хочется уже