– Извини, Олег, я должен ехать, – перебил его Шибаев.

– Ты понял? Ты слышишь меня? – настойчиво спрашивал Трефилов.

– Да, да… извини, я перезвоню.

– Саша, если у тебя что-нибудь есть… Сам понимаешь!

– Да, да, хорошо, я перезвоню! – Шибаев бросил трубку на сиденье, бессмысленно уставился перед собой. «Если с ней что-нибудь случилось…»

Гостей набралось человек двадцать. Просторная комната сразу будто уменьшилась в размерах и с трудом вмещала пеструю компанию. Три стола ломились от закусок, салатов, солений и маринадов, крепчайших целебных водок, настоянных на травах, – для мужчин, и вин с яркими этикетками – для женщин. Снедь была разложена в блюда, вазы и миски; тарелки стояли густо, являя собой наглядную иллюстрацию к известной поговорке – в тесноте, да не в обиде.

Народ собрался разношерстный. Пришли пять или шесть Люськиных подружек, имеющих самое прямое отношению к нарпиту, здоровенных краснощеких безмужних теток, крикливых и немолодых; еще две были с мужьями – мужичками со стертыми, незапоминающимися физиономиями; соседи из близлежащих домов держались кучно и расселись вместе; настороженно озиралась пара звероводов из второй половины дома; Лиза-Блябла, громадная, как шкаф, с мучнисто-белым лицом, тулилась рядом с ними. «Близкие» соседи держались одним цехом, окружив возбужденного Трембача. Сразу стало жарко и шумно. Гости устраивались поудобнее, двигали стульями, гомонили все разом. В раскрытые окна лился сладкий весенний воздух, смешивался с запахом еды, создавая настроение радостного ожидания. Инга с любопытством рассматривала незнакомые лица.

Трембач, с нетерпением дождавшись, когда гости наконец усядутся, встал со своего места и постучал вилкой по рюмке, требуя внимания и тишины. Все замолчали и выжидающе на него уставились.

– Царица! – громко произнес Трембач, поднимая стопку с водкой. Тетки переглянулись. Любимая подруга Люськи пихнула мужа локтем: слушай, мол, и прекрати жрать! Артур иронически приподнял бровь. – Царица! – снова воззвал Трембач и замолчал. Казалось, он забыл слова тоста. Но это был искусный ораторский прием.

– Посмотрите на эту женщину! – Трембач простер свободную руку в сторону взволнованной Люськи. Присутствующие посмотрели на нее, словно видели впервые.

– Природа не поскупилась и одарила ее щедро – красотой, сильным характером, душевной щедростью, – разливался Трембач. – Людмила Ивановна из тех женщин, о которых поэт сказал – коня на скаку остановит и в горящую избу войдет! Кто из нас не припадал в тяжкую минуту к груди Людмилы Ивановны? – Он обвел взглядом гостей. Вася хмыкнул и подтолкнул плечом Ростика. – И всегда она готова одарить нас своей щедростью, обогреть своим теплом, поделиться последним куском. Я предлагаю выпить за здоровье и долгие годы жизни нашей дорогой Людмилы Ивановны! Сегодня выпьем за тебя, останься навсегда такая, непримиримая, прямая! За душу, полную огня! Гип-гип ура!

Трембач по-гусарски оттопырил локоть, на секунду замер и резво опрокинул стопку в широко раскрытый рот. Крякнул, обведя всех теплым взглядом, плюхнулся на стул и принялся ловить вилкой у себя в тарелке скользкую шляпку маринованного белого гриба. Вася, наблюдавший за его маневрами, снова подтолкнул Ростика. Инга с трудом удерживалась, чтобы не взглядывать поминутно на Васю – она испытывала исступленное любопытство и чувство, похожее на страх, перед ее глазами стояла сцена, подсмотренная в саду…

Шляпка гриба, описав сложную траекторию, вылетела за пределы стола и смачно шлепнулась на пол у окна. Молодые люди хихикнули. Трембач удивленно рассматривал пустую тарелку.

Инга скользила взглядом по лицам гостей. Люська сидела или, вернее, восседала во главе стола как раз напротив Инги – их разделяли три живописных стола, – в новом желтом костюме, с тремя рядами янтарных бус, красиво причесанная, с горящими щеками, и окидывала столы ястребиным взглядом – проверяла, все ли в порядке. По правую руку от нее сидел Станислав Сигизмундович, затем любимая подруга Люба, с мужем, имени которого никто не запомнил, по левую – Вася и Ростик. Спартанец Володя устроился около Инги, и она незаметно рассматривала его. Он казался ей странно скованным, сидел, уставившись в пустую тарелку, и не пытался за ней ухаживать. Зато Мара была видна как на ладони. Бесцветна, молчалива, в скромном платье и почему-то в темных очках.

Артур на правах старого знакомого посматривал на Ингу, а когда глаза их встречались, томно улыбался. Прекрасная Тамириса помещалась рядом с Трембачом.

Выпив, гости старательно зажевали. Обстановка делалась все более непринужденной. Все покраснели, разомлели и ели с отменным аппетитом. В комнате установилась осязаемая, густая атмосфера физического довольства, полная запахов еды, гомона голосов, смеха, звона стаканов. После третьей или четвертой рюмки все почувствовали себя друзьями детства. Как-то само собой присутствующие разделились на кучки по интересам. Мужья с незапоминающимися лицами сошлись на рыбалке, бобылки – на кухонно-огородной теме, семья звероводов насыщалась, не размениваясь на пустяки: жена, не спрашивая, наполняла тарелку мужа мясом и салатами, а тот работал челюстями, как поршнями.

Лиза-Блябла сидела с глуповатой улыбкой, окидывая гостей нехорошим взглядом. Она сильно косила правым глазом, что придавало ей зловещий вид, хотя на самом деле была она безобидна, как трава. Артур поглядывал на Ингу, улыбаясь ей со значением, намекая на общую тайну. Инга выпила рябиновки и слегка опьянела – голова стала легкой, в ушах мелодично звенело. Флюиды разогретой толпы возбуждали ее. Ловя взгляды Артура, она с трудом удерживалась от смеха. Украдкой посматривала на Васю и тут же отводила глаза.

Трембачу, которого еда интересовала мало, хотелось общения. Он пробежал взглядом по лицам и сказал, обращаясь к Артуру:

– А когда же вы, так сказать, войдете во владение собственностью?

– Обещают в июне, – отвечал снисходительно Артур. – Но вы же знаете, чего стоят их обещания. Дом должны были закончить еще прошлым летом.

– И значит, наш дружный коллектив потеряет одного из своих самых активных членов? – ухмыльнулся Трембач, стремительно приближающийся к критическому состоянию «море по колено».

Разговор происходил в тесном кругу и касался только своих.

– Артур Алексеевич и Мара будут приходить к нам в гости! – вмешалась Тамириса. – Правда, Артур Алексеевич?

– Разумеется, – бросил тот, холодно глядя на Трембача.

– А мы с Томой – к вам! – не унимался Трембач. – Примете?

– Не называйте меня Томой! – взвизгнула Тамириса. – Сколько можно говорить? Вы нарочно, чтобы позлить меня!

– Извиняюсь! – Трембач шутовски прижал руки к груди и поклонился ей. – Я торжественно обещаю никогда больше не называть вас Томой! Упаси боже! – Он сжал рот в узкую полоску и сделал движение рукой, как будто закрывал его на воображаемый ключ. – А давайте поднимем тост за имена! У каждого из нас есть имя, личный знак, так сказать. Бренд. Что мы без имени? Ничто! За имена! У всех налито? Тома! Ой! Нечаянно вырвалось, простите великодушно! Больше не буду! – Он дурашливо опустил уголки рта, как будто собирался заплакать. – Прости, Том! Простишь?