- Только что-то аррантов там не особо много - мрачно заметил Кэрис.

И точно, вдоль огромного мола, вдававшегося далеко в море и заканчивавшегося узкой башней, на вершине которой были установлены серебряные зеркала, отражавшие свет постоянно поддерживаемого костра, покачивалось всего четыре корабля. По сравнению с остальной толкучкой в гавани, где, например, галирадские или нарлак-ские суда выстроились в три ряда борт о борт, аррантская пристань выглядела скучной и заброшенной. Два грузовых онерария, на палубы которых сейчас переносились какие-то тюки. Военный корабль, судя по всему охрана, - двухмачтовая бирема с двумя рядами весел. И всего одно явно купеческое судно. Острый, вдающийся в волны нос, низкий борт, один ряд весел, свернутые паруса - один на мачте, второй на носу. Прямо как с картинок в книгах - "аррантский либурн". И, конечно, на бортовой обшивке юта вырисованы крупные синие глаза, превращавшие узкий корабль в эдакого добродушного океанского зверя.

- Пойдем познакомлю. - Бран подтолкнул Кэриса. - Я как раз стоял десятником стражи гавани, когда явился этот аррант. Очень почтенный и многоученый человек, с первого раза и не скажешь, что купец.

- А остальные кто? - поинтересовался Фарр.

- Военные, - ответил вельх. - Бирема "Слава басилевса" из Арра. Серьезный кораблик: пять катапульт, две баллисты, куча горшков с аррантским огнем, экипаж - восемьдесят латников. Сегван-ские пираты, если вдруг появятся в этих водах, пожалеют, что свяжутся с Великолепными, скажу я вам. "Слава" сопровождает вон те сундуки - в них закупленное тетрархом аррантской столицы сукно для доспехов и плавленая некованая бронза. Сами знаете, копей на Великолепном острове нет. Пошли?

Стража порта оказалась куда более суровой. Во-первых, охраняли гавань не вельхи или сегваны а галирадская дружина - немногословные бородатые дядьки в кольчугах и с короткими копьями. Брана они пропустили беспрепятственно, благо знали, что он из своих, а вот подорожные Фар-ра и Кэриса рассматривали долго и пристрастно. Наконец пропустили, пожелав удачи в пути на ломаном джайдите языке местных племен.

- Они неплохо знают аррантский и саккаремский, - не уставал разъяснять Бран, - но язык джайдов уж больно тяжел даже для нас, вельхов, хотя мы граничим с Аша-Вахиштой и наречие манов стоит близко к джайдиту. Давайте налево, по набережной. Вот, смотрите, аррантский мол обозначен каменной пикой с усевшимся на ней золотым орлом...

Сначала налево, потом направо, по широкому, вымощенному гладкими и опять же желтоватыми плитами песчаника молу. Строгие аррантские легионеры, стоявшие на страже возле кораблей тетрарха, проводили варваров оценивающими взглядами. И вот она, парусная галера-либурн "Плеск волны", принадлежащая малоизвестному купцу. У сходней, однако, стоит охрана - четверо без-доспешных, хотя и вооруженных короткими мечами аррантов.

- Стража светлейшего элоима! - с присущей лишь вельхам самоуверенностью провозгласил Бран, хотя прекрасно знал, что сейчас он не на службе. - Десятник Бран Макиннес. Позовите хозяина.

Великолепные переглянулись, но, не видя никакой угрозы (да и что может угрожать купеческому судну в самом охраняемом порту материка?), отослали одного из своих за купцом. Тот не замедлил появиться.

- Бран! - Как видно, торговец с Острова был наделен великолепной памятью и запоминал едва ли не каждого встречного по имени. - Не ожидал, но все равно рад.

На верхних ступенях сходней появился сорокалетний мужчина с темной курчавой бородой. Облачение его было достойно самого кесаря Аррантиады: бело-золотая тога с темно-зеленой тесьмой и украшение, усмирявшее буйные, вьющиеся волосы, - венец из кованого золота в виде листьев винограда.

- Я могу чем-то помочь страже Златостенного Акко? - участливо вопросил купец. - О, я вижу, с тобой пришли друзья? Не подниметесь ли, уважаемые, на палубу моего бренного судна и не отведаете ли ароматного вина?

- Поднимемся, - легко согласился Бран и взял Кэриса за плечо. - Перед тобой мой родственник, Кэрис из Калланмора, и его многоученый спутник служитель саккаремского бога. Как там тебя, назовись. - Эти слова Бран прошипел, обращаясь к Фарру.

- Фарр атт-Кадир из Шехдада, посвященный мардиб и священнослужитель Всесущего Атта-Хад-жа. - Пришлось поклониться. Купец, однако, ничуть не смутился и тоже склонил голову.

- Пирос, сын Никоса, из Арра, рад приветствовать. Что же вы стоите? В моей стране отвергнутое приглашение почитается за обиду... Отплываем мы завтра, но, если досточтимые друзья господина Брана желают отправиться на моем корабле в Арр, я могу предоставить ночлег на грядущую ночь. Совершенно бесплатно, разумеется.

Оба вельха вступили на сходни едва не одновременно, а Фарр понял: столь гостеприимный хозяин будет гарантией того, что Аррантиада, Великолепный Остров, предстанет перед его глазами не позднее чем через седмицу.

Аласорская возвышенность заслуживала названия гор или, к примеру, кряжа только с очень большой натяжкой. Буровато-красные скалы были настолько древними, что природа разрушила их, подобно тому, как дурная пища уничтожает зубы нищего, превращая их в гнилые, приобретшие цвет кирпича обломки. Именно такое сравнение напрашивалось на ум Драйбену, когда он впервые увидел Аласор: иззубренный, ломаный ряд скал, пересекавший пустыню Альбакан с полуночного заката на полуденный восход на протяжении лиг пятнадцати-двадцати. Несколько долин, поросших лесом, часто встречающиеся у неровных склонов оазисы, и даже небольшая речка, русло которой потом терялось в пустыне, где пески впитывали воду, унося ее глубокие водоносные слои.

Несмотря на всю дурную и мрачную славу Аласора, на протяжении последних пяти дней с собирающейся вокруг армией не происходило ничего ужасного или даже необычного. Горы как горы - доживающие последние столетия нагромождения камня, которые лет через пятьсот-семьсот окончательно исчезнут, превратившись в песок и груды обломков. Если вспоминать о необычном, то к нему можно отнести лишь событие второго дня пребывания у Аласорских скал ставки светлейшего шада: неподалеку, в полулиге, с грохотом, клубами пыли и сотрясением земли обрушился каменный столб локтей в четыреста высотой. Но даже эта небольшая природная катастрофа, вызванная либо смещением почвы, а что вероятнее всего - усталостью камня, перенесшего долгие тысячелетия воздействий ветра, влаги и солнца, не послужила причиной для беспокойства.

Шад болел, оправляясь после нанесенного в Меддаи ранения, а посему делами занимались срочно вызванный из Дангары наследник Абу-Бахр и дейвани Энарек. Если благоразумнейший государственный управитель Саккарема вынужден был трудиться на неблагодарном и тяжком поприще (на его совести лежало обеспечение многотысячной армии, подтягивавшейся от Дангарских гор к Аласору), то молодой Абу-Бахр, по мнению уставшего от нескончаемых хлопот Энарека, маялся дурью. Наследник размещал прибывающие войска, устраивал смотры, показывая свою удаль, отправлялся на ночные охоты в пустыню, словом, мешал всем - от самого дейвани до кавалерийских сотников.