На следующей стене летопись обратилась к большим людям, выдающимся личностям, гигантам. Эти портреты были незнакомы Бобу, но весьма кстати имели подписи, как в зале славы. Здесь были Франц Фанон, Режи Дебре, разумеется, Че Гевара и Фидель, У. Э. Б. Дюбуа, Эмма Голдман, Юджин В. Дебс, Гаврило Принцип[33]и, конечно, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и еще несколько крупных коммунистов. Был здесь и дедушка Хо, а также Чжоу, Мао и какая-то женщина по прозвищу Пассионария.[34]

Прибор инфракрасного видения придавал летописи своеобразный зеленоватый оттенок, словно ее порождали очки AN/PVS-7. Боб, как аквалангист, плавал в мутных водах радикальной Америки эпохи с 1969 по 1975 год.

В те дни Джек и Митци были повсюду. Молодые красавцы радикалы с непокорными прядями и локонами и огромными глазами размером с блюдца, эльфы, звезды, харизматичные гномики, приносящие беду. Целая сотня снимков изображала их с мегафоном или громкоговорителем: они обращались к массам, звали за собой. Оба были сексуальными, в подогнанных куртках армейского образца, с волосами, перетянутыми повязками на манер индейцев, в пестрых шарфах, узких джинсах, демонстрирующих стройные тела, высоких ботинках на шнуровке, и везде они находились в первых рядах, с написанными от руки плакатами, подобные средневековым сюзеренам, ведущим в бой рыцарское войско. «Прекратить войну немедленно!», «Прекратить бомбардировки!», «Нет напалму!», «Руки прочь от Вьетнама!», «Верните наших ребят домой!», «Снять запрет на марихуану!», «ЛСД сейчас и навсегда!» Боб подумал о том, что, пока эти люди готовили плакаты, он полз по-пластунски через густые заросли, моля Бога о том, чтобы не наткнуться на мину.

Свэггер постарался найти следы обыска и получил неоднозначные результаты. Да, на замках ящиков письменного стола в кабинете Джека имелись сомнительные царапины. Но это могло быть свидетельством не только отмычки профессионального взломщика, но и неловкого обращения с ключами. На первом этаже действительно оказалось незапертое окно, через которое Боб протиснулся в дом, и на его запоре также были царапины, оставленные стамеской — или неловким мойщиком окон, задевшим раму своим скребком.

Боб выдвинул все ящики, но внутри, помимо припрятанной Джеком порнухи (он оказался почитателем журнала «Пентхаус»), фунта очень приличного гашиша и каких-то лекарств, не оказалось ничего подозрительного. Боб не нашел никаких свидетельств того, что какую-то вещь изъяли. Но что он ожидал увидеть? Пустое место на полке? Промежуток в ряду книг? Боб и сам точно не знал.

Он прошелся по всему кабинету, открывая каждый ящик, перелистывая каждую книгу, безуспешно пробуя разные пароли для входа в компьютер. Компьютером Боб решил детально заняться при свете дня, тогда отсветы монитора не будут заметны с улицы. Он простучал стены, надеясь обнаружить сейф, спрятанный за книжными полками, но никакого сейфа не было.

Ничего, абсолютно ничего, по крайней мере с первого захода.

Боб проверил все очевидные места для устройства тайника, ощупал днища ящиков на наличие остатков изоленты, указывающих на то, что там были закреплены какие-то предметы, заглянул в отсеки для батареек всех кассетных магнитофонов, фотоаппаратов, видеокамер и переносных компьютеров, наконец дотошно — на это потребовалось несколько часов — открыл каждую коробку с компакт-диском, от джаза до классики, от тяжелого рока до песен времен гражданской войны в Испании, и не нашел внутри ничего, кроме компакт-дисков. В ванной Боб перебрал все полотенца и скатерти, сложенные в шкафу, в туалете снял крышку с бачка и посмотрел, не спрятан ли там пакет в водонепроницаемой упаковке, — да, пакет был, но только с травкой, а не с бриллиантами или какой-либо другой контрабандой. Боб порылся в корзинах с грязным бельем и на полках с одеждой, заглянул в кухню, изобилующую заморскими приправами и специями: судя по всему, Митци любила готовить. И снова ничего — только жизнь, прожитая стареющими представителями поколения беби-бума среднего достатка, с выцветшими воспоминаниями о славной борьбе, которая велась давным-давно, когда все мы были молоды и отважны. В каком-то смысле это была контрбиография самого Боба: на каждую демонстрацию, в которой участвовали Джек и Митци, у него было задание в джунглях, на каждого полицейского, с которым они сталкивались, он заваливал парня с АК-47, каждый раз, когда им приходилось спасаться от слезоточивого газа, он спасался от напалма, тяжелых снарядов и тому подобного. Две противоположные стороны одной медали. И вот минули годы, что было, то осталось в прошлом, и кому какое дело, почему этим двум ослам вышибли мозги, кроме него, того, кого они считали военным преступником, психопатом, убивающим детей? Ну не в странном ли мире мы живем?

Боб поднялся наверх и оставшуюся часть ночи провел в спальне, в неторопливых, тщательных поисках, перетряхивая каждый предмет одежды, перелистывая каждый том — а дом был заполнен, заставлен, забит книгами, — высыпая содержимое мусорных корзин и расправляя каждый скомканный клочок бумаги. Ничего необычного — только уничтоженные обрывки профессиональной жизни, напоминания о совещаниях, календари, листки из ежедневника. Один из двоих владел французским, другой — испанским, в доме было полно книг на этих языках, и Боб просмотрел их все, страница за страницей, ища записи, сделанные на полях (многочисленные и бессмысленные) или бумагу между листами. Ничего.

Он проработал все утро. Как только на улице рассвело, он стал передвигаться на четвереньках, чтобы никто не увидел в окне движущиеся тени и не вызвал полицию.

Проспав два часа в свободной спальне, Боб решил использовать остаток светового дня и включил компьютер Джека, но ничего не увидел, поскольку пароль, требуемый для входа в систему, так и не смог подобрать; судя по всему, Джек полностью полагался на свою память. Боб перебрал последовательности цифр, основанные на очевидных датах: дни рождения Джека и Митци, даты крупных демонстраций, ту дату, когда они чуть не взорвали сами себя в Нью-Йорке, дату взрыва в Пентагоне, дату, когда их освободили из тюрьмы, и в том же духе. Не подошло.

Когда стемнело, Боб вернулся к фотографиям на стенах. Он поочередно снимал их и тщательно прощупывал, ища документы, спрятанные между снимком и картонной подложкой, и это было самым нудным. Он проверял, нет ли на обратной стороне фотографий каких-нибудь надписей. Все это продолжалось и продолжалось, фотографий у Стронгов были сотни. Казалось, каждое мгновение их жизни увековечено на пленке. Иногда они были вместе со знаменитостями. Боб даже нашел снимок, сделанный после какого-то торжественного ужина, на котором Стронги, подняв стиснутые кулаки, стояли рядом с Т. Т. Констеблом и его тогдашней женой, прекрасной Джоан Фландерс: четыре необычайно красивых человека в кругу любви и восхищения, наслаждающиеся той нравственной правотой, которая делала их такими привлекательными друг для друга. Скорее всего, это мероприятие начала девяностых, когда все они вернулись из забвения.