утратил, собрал аппарат лучше прежнего — сам директор агрохолдинга — это типа председателя сейчас — говорил…

— «Ну, Сергеич, у тебя и аппарат»? — предположил я.

Даша поняла, о каком аппарате идет речь и захихикала в ладошки.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно уставился он на меня пьяненькими глазками. — Да че я спрашиваю, — сам от себя отмахнулся. — Муть какая-то началась — то капитализьм, то зомби. Старый я уже для такой х*йни, — оживился. — Но здоровье как в молодости стало! Я раньше-то, сынок, в твои годы, прямо под аппаратом часами лежать мог — хошь верь, хошь не верь, и ни капельки не болел! А вот как старый стал — все, пропустишь «полтинник» и потом неделю болеешь. А щас, как Савельича, царствие ему небесное, — без особых сожалений перекрестился. — Приголубил, так и опять под аппаратом нет-нет, а полежу! Чего стоим-то, там уже поди через край накапало! — взяв меня за запястье, Сергеич потащил меня к своему дому.

— Как у вас дров много! — ледяным тоном прокомментировала наполовину забитый поленьями двор Даша.

Не у нас ли утащили?

— Та несут, — отмахнулся мужик, разуваясь на крылечке.

Мы одновременно дематериализовали нашу обувь, и Савельич потер глаза, думая, что ему почудилось. Решив забить, открыл дверь в приятно пахнущие сохнущими банными вениками аккуратно обставленные мебелью «для посидеть» сени и продолжил. — Аппаратов в деревне много, но такой, как у меня — один! Я вообще-то на инжинера в МГУ учился, — обернулся он, когда мы шли по чистому, сплетенному из бело-красных нитей, покрывающему дощатый, крашенный красной краской пол. — Но аппараты собирать мне нравилось больше станков.

— Да вы настоящий профессионал, — похвалил его я.

— Я такой! — подтвердил он, открывая дверь в дом.

В лицо мощно дохнуло спиртом.

— Уважаемый Сергеич, можно мы здесь посидим? — среагировала Даша. — Лето, свежо, хорошо!

— И верно! — одобрил хозяин. — Вы сидите, я сам накрою, — велел он и скрылся в доме.

Даша брезгливо закрыла дверь ногой.

— Уверен, у него там чисто, — стало мне обидно за мужика. — Тут-то вон, порядок и белая скатерть под полированным самоваром, а он один живет — вон обувь только мужская. А запах — ну так аппарат же, никуда не денешься.

— Может это — подстава?

— Вечно ты параноишь, — отмахнулся я. — Давай так — я пью, а ты не пьешь.

— С чего это я не пью? — расстроилась она. — В моем колечке есть прекрасное вино!

— Обидишь деда, — вздохнул я.

— Жидкость можно помещать в инвентарь и создавать обратно, — снисходительно пояснила она. — Я буду менять вышедшее из его аппарата нечто на своё.

— Не пробовал, — признался я.

Даша «перелила» струю воды из одной руки в другую. Я повторил — прикольно, хоть кусок океана набирай и пожар туши. Мы пошли к столу и уселись на чистенькие, недавно покрашенные табуретки.

Дедушка появился с пятилитровой бутылью, полной мутного самогона. Поставив бутыль на край стола, он убрал самовар на шкаф, пояснив:

— Либо то, либо другое! — и передвинул самогон в центр стола, снова скрывшись в доме.

— Немного совестно, что он все делает сам, — признался я. — Пожилой же.

— Сам же слышал — здоровьем наслаждается, — постучала пальцем по бутыли Даша. — Не удивлюсь, если он пару таких в день выпивает.

— Лежа под аппаратом! — гоготнул я.

За второй заход Сергеич принес поднос с салом, солеными огурцами и черным хлебом, прокомментировав:

— Степанида пекёт, потом познакомлю.

В последнюю очередь появились граненые стаканы. Сергеич наполнил по ободок.

— За встречу! — предложил тост.

Выпили — жидкость в Дашином стакане перекрасилась в красный, но смачно занюхавший рукавом хозяин дома этого не заметил. Самогон обжег рот и горло, затем — желудок, и по голове прокатилась смывающая напряжение последних дней волна. Рот и горло прошли почти сразу — даже закусывать не придется!

Сергеич накапал снова:

— За присутствующую здесь даму!

Выпили снова, я для приличия похрустел огурчиком, Сергеич макнул сальце в солонку и тоже закусил, после чего налил снова.

— А третий у меня всегда за аппарат! — огласил он.

Даша пьяненько хихикнула. Две стаканюги вина при ее конституции — это много.

— Качественный продукт, — похвалил самогон стремительно пьянеющий я.

Эффект очевиден. Подняв стакан в воздух, присоединился:

— За аппарат.

Выпили за аппарат, и, прежде чем хозяин начал наливать снова, Даша спросила:

— Как тут у вас, вообще, жизнь в деревне?

— Да мне та жизнь по*уй, — авторитетно ответил Сергеич. — Мое дело — аппарат, от него отходить далеко нельзя — народу меньше стало, а спрос только вырос. Вот мы уже должны рожами на столе от такой дозы лежать, а нам ничего — сидим.

— И не против выпить еще, — признал я справедливость его слов.

— Давай за ваше новоселье тогда! — предложил он и накапал по четвертой.

Выпили.

— У вас здесь совет женщин управляет, вы знали? — заплетающимся языком спросила раскрасневшаяся Даша.

— А как же! — подтвердил он, сооружая бутерброд. — Но мне-то че, у меня — аппарат…

Раздраженно цыкнув, все с этим персонажем понявшая девушка стремительно удалилась.

— …мне что участковому за аппарат отстегивать, — даже не заметил ее ухода Сергеич. — Что Филипповне этой.

— Много отстегиваете? — спросил я, наливая сам.

— А где егоза мелкая? — а вот за пустой третий стакан внимание старика зацепиться смогло.

— Помогать заселяться ушла, — ответил я. — Молодая, непоседливая, — развел руками.

— Вечно торопятся, — вздохнул он. — За молодежь!

Выпили.

— Филипповна бабка не злая, с пониманием, — хрустнув огурчиком, поведал он. — И цену справедливую поставила всем — десятина, как церкви. Поменьше чем было-то!

— Поменьше, — признал я.

— У Филипповны тут не забалуешь — все по струнке ходят, всех насквозь видит! — продолжил он.

В окно было видно, как Даша, Катя и Света вышли с нашего сдвоенного двора и направились куда-то вглубь деревни.

Катину мать искать, видимо. С пьяных глаз!

— Ее тут давно боялись, — продолжил Сергеич, подняв глаза на висящую в углу над окошком икону.

Стандартную, православную.

— Бог ее шибко любил — молитвами болячки местным лечила да грозилась, что скоро Апокалипсис. Вот кто над ней смеялся — те в мертвяков и превратились! Теперь и правит нами, неразумными, от имени Его, чтобы, значить, род людской обратно возродить. Мы агитаторов к военным отправляли — не верит народ, — пригорюнился и сам себя подбодрил. — Ну да ничего, силком Филипповна никого тащить не велела — они там гнить будут, а мы, под ее рукой — процветать. Но я-то всегда процветаю, у меня аппарат…

Глава 19

Когда я покинул дом самогонщика, в наших дворах уже никого не осталось — распределились по домам и спят, вон, даже свет не горит в