«Речь там [в приказе НКВД № 00485 о «польской операции»] велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах…

Меньше всего массовость репрессий по “польской линии” определялась какой-то специальной личной нелюбовью Сталина к полякам. Дело было не в поляках как таковых, а в Польше.

Не национальность в них была критерием “преступности”…

Отождествлять понятия “поляки” и “польская операция” было бы ошибочно» (Петров и Рогинский186).

• Многие арестованные и даже казненные или заключенные не были поляками или не имели польских корней.

«Эти цифры показывают, что многие из жертв не были этническими поляками» (Моррис, p. 762).

• Петров и Рогинский неоднократно подчеркивают, что национальность не становилась критерием для ареста или вынесения смертного приговора. Центральный аппарат НКВД не отслеживал национальность арестованных.

• Ежов признался, что он и его подчиненные арестовывали людей, которые не были поляками, под предлогом их польской национальности:

«В результате этого нажима широко была распространена практика репрессий без каких-либо компрометирующих материалов, только на основании одного признака, что репрессируемое лицо принадлежит к такой-то национальности (поляк, немец, латыш, грек и проч.).

Этого, однако, недостаточно. Довольно массовым явлением, в особенности по некоторым областям, была практика, когда под категорию поляков, финнов, немцев и проч. подводили русских, украинцев, белорусов и т. д.

В особенности этим отличались Наркомы внутренних дел таких республик, как Украина, Белоруссия, Туркмения, и начальники УНКВД таких областей, как Свердловская, Ленинградская и Московская.

Так, например, бывший начальник УНКВД Свердловской области Дмитриев под категорию репрессируемых поляков-перебежчиков подвел очень много украинцев, белорусов и даже русских. Во всяком случае, на каждого арестованного поляка приходилось не менее десятка русских, украинцев и белорусов.

Немало было таких случаев, когда русских, украинцев и белорусов вообще делали поляками по фальсифицированным документам.

Такая же практика была по Ленинграду. Заковский вместо финнов арестовывал много коренных жителей СССР – карел и “превращал” их в финнов.

Успенский под видом поляков арестовал много украинцев-униатов, то есть брал не по признакам национального происхождения, а по вероисповеданию. Такого рода факты можно во многом умножить. Они характерны для большинства областей» (Допрос Ежова от 4 августа 1939 года187; выделено мной. – Г.Ф.).

• Указаний от Сталина и Политбюро поступало мало – если они вообще были. Всю операцию осуществлял Ежов и его подручные, которые сами давали мало конкретных указаний местным сотрудникам НКВД (Петров и Рогинский).

Долю вины за то, что Ежову и его приспешникам удалось совершить свои неисчислимые преступления, следует возложить на Прокурора СССР Вышинского, пренебрегшего должностными обязанностями. В признательных показаниях 1939 года Ежов отмечал, что прокуратура не исполняла своих надзорных функций, а Ежов и «ежовцы» могли расстреливать и отправлять в тюрьму людей фактически без помех со стороны ведомства Вышинского. Нижеследующий фрагмент стенограммы допроса Ежова от 4 августа 1939 года иллюстрирует халатность Прокуратуры СССР:

«Вопрос: Дайте показания, каким образом, проводя эту явно очевидную и преступную практику репрессий, вам удавалось обманывать органы прокурорского надзора?

Ответ: Я не могу сказать, что здесь был у нас какой-либо продуманный план сознательного обмана органов Прокуратуры.

Прокуроры областей, краев и республик, а также Прокуратура Союза ССР не могли не видеть столь очевидной преступной практики массовых провокационных репрессий и фальсификации следственных данных, так как несли вместе с НКВД ответственность за рассмотрение этих дел.

Это бездействие прокурорского надзора объясняется только тем, что во многих областях, краях и республиках возглавляли Прокуратуру члены различных антисоветских организаций, которые часто проводили практику еще более широких провокационных репрессий среди населения.

Другая часть прокуроров, которая не была замешана участием в антисоветских группировках, просто боялась спорить по этим вопросам с начальниками УНКВД, тем более что не имела на этот счет никаких указаний из центра, где все механически подписанные ими, т. е. прокурорами, фальсифицированные следственные справки проходили без какой-либо задержки и замечаний.

Вопрос: Вы говорите о местных органах Прокуратуры. А в Прокуратуре СССР разве не видели этих преступных махинаций?

Ответ: Прокуратура Союза ССР не могла, конечно, не заметить всех этих извращений.

Поведение Прокуратуры Союза ССР и, в частности, Прокурора СССР Вышинского я объясняю той же боязнью поссориться с НКВД и [желанием] показать себя не менее “революционным” в смысле проведения массовых репрессий.

К этому заключению я прихожу еще и потому, что Вышинский не раз мне лично говорил о десятках тысяч поступающих в Прокуратуру жалоб, на которые он не обращает внимания. Точно так же за все время проведения операций я не помню ни одного случая протеста Вышинского по массовым операциям, тогда как были случаи, когда он настаивал на более суровых приговорах в отношении тех или иных лиц.

Только этими причинами я могу объяснить фактическое отсутствие какого бы то ни было прокурорского надзора за массовыми операциями и отсутствие их протестов на действия НКВД в правительство. Повторяю, что никаких подуманных планов обмана Прокуратуры у нас – заговорщиков и, в частности, у меня, не было».

В первом же документе, принятом после вынужденной отставки Ежова, отмечалась недостаточность прокурорского надзора.

В 1939 году Вышинский был смещен с должности Прокурора СССР. Очень вероятно, случилось это потому, что он не справился со своими обязанностями в период «ежовщины».

• Утверждение, что «ежовщина» и «польская операция» как ее часть предпринимались, чтобы обезвредить потенциальную «пятую колонну», неверна. По-видимому, первым она высказана Олегом Хлевнюком в 1996 году188, и с тех пор многие ее бездумно повторяют, в том числе Снайдер.

В массовых репрессиях виновен Бухарин, не Сталин

Из первичных источников стал известен один интересный факт – и, заметим, доступный в тот период, когда Снайдер писал свои «Кровавые земли»: Николай Бухарин, наиболее известная фигура «правого» уклона и один из его лидеров, знал подноготную проводившейся тогда же «ежовщины» и восхвалял ее в письме Сталину, написанном в тюрьме.

Бухарин был осведомлен о том, что Ежов, как и он сам, участвовал в заговоре «правых». Нет сомнений, именно потому он приветствовал назначение Ежова на пост главы НКВД – это мнение зафиксировано в мемуарах его вдовы189.

Бухарин в своих первых признательных показаниях, в ставшем ныне знаменитом письме Сталину от 10 декабря 1937 года и на мартовском процессе 1938 года уверял, что он полностью «разоружился» и рассказал все ему известное. Но теперь можно доказать, что Бухарин лгал. Он знал, что Ежов – один ключевых участников заговора «правых», но ни словом об этом не обмолвился. По словам Михаила Фриновского, правой руки Ежова, последний, вероятно, обещал Бухарину и другим, что никто из них не будет казнен, если промолчит о его, Ежова, участии в