— Нет, мне просто повезло. Лучше Стоуна никого нет.

— Благодарю вас вот еще за что. Всю дорогу из Гондара сюда меня терзала мучительная боль. Обратная дорога будет куда легче. Боль такая… я знал, еще чуть-чуть — и она убьет меня. Но мне было к кому обратиться. И когда вы мне сказали, что если такая беда стрясется с кем-нибудь из моих соотечественников, он просто-напросто умрет…

Лицо у полковника сделалось суровым, и Гхош не знал, гнев это или сдерживаемые слезы.

— Преступление — закрыть медицинский центр моего брата. По пути в Аддис-Абебу на встречу с моими… коллегами я готовился слушать. Но уверенности во мне не было. Можете сказать, что мои мотивы подозрительны. Если я желаю стать частью перемен, чисты ли мои помыслы? Или я просто стремлюсь к власти? То, о чем я говорю, не следует передавать никому, доктор, вы это понимаете?

Гхош кивнул.

— Моя поездка, моя боль, моя операция… — продолжал полковник, — Господь показал мне страдания моего народа. Это был знак. Вот как у нас относятся к простым людям, вот какая судьба постигнет крестьянина, случись у него заворот кишок, вот она, мера нашей страны. Не истребители, не танки, не новый дворец императора. Вас мне послал Бог.

Потом, когда они уехали, Гхош понял, что как ни был предубежден против полковника Мебрату, в каких бы черных красках тот ему ни рисовался, свершилось обратное, и император предстал перед ним в куда менее благостном виде, чем ему, иностранцу, прежде представлялось.

Мистер Эли Харрис был одет неподобающим образом. Это первое, что бросилось матушке в глаза, когда он, прикрыв за собой дверь, подошел к ее письменному столу и представился. У Харриса были веские причины для раздражения: он два дня подряд приезжал в Миссию и так и не встретился с матушкой. А он, напротив, казалось, был рад ее видеть и извинялся, что отнимает время.

— Я понятия не имела, что вы прибудете, — раздельно проговорила матушка. — При любых других обстоятельствах я бы приняла вас с превеликим удовольствием. Но, видите ли, вчера мы похоронили сестру Мэри Джозеф Прейз.

— То есть… — Харрис сглотнул, пошевелил губами. В глазах у матушки была такая печаль, что он смутился, как не заметил этого сразу. — То есть… юную монахиню из Индии?.. Ассистентку Томаса Стоуна?

— Ее самую. Что касается Томаса Стоуна, он пропал. Я очень за него волнуюсь. Он потерял рассудок.

У Харриса было приятное лицо, добрые карие глаза, но слишком длинная верхняя губа и неровные передние зубы не добавляли ему красоты. Он пошевелился на стуле — явно не терпелось спросить подробности, — но промолчал. Матушка сообразила: он из тех людей, кто, даже будучи хозяином положения, не считает возможным настаивать на своем и драться за свои права, и прониклась к нему симпатией.

И она рассказала ему все — поток простых фраз, гнущихся под тяжестью передаваемых событий. А под конец произнесла:

— Вы посетили нас в самую тяжелую годину. — Она высморкалась. — Слишком многое из того, чем мы занимаемся в Миссии, крутилось вокруг Томаса Стоуна. Он был лучшим хирургом в городе и понятия не имел, что нам многое позволяют только потому, что он прооперировал кое-кого из членов царствующего дома и правительства. Правительство заставляет нас платить колоссальный ежегодный сбор за предоставление права оказывать медицинские услуги, можете себе представить? Если захотят, они нас попросту закроют. Даже тем, что вы, мистер Харрис, направляли нам средства, мы обязаны его книге… Наверное, Миссии пришел конец.

Пока матушка говорила, Харрис все сильнее вжимался в свой стул, словно кто-то толкал его ногой в грудь, и нервно теребил вихор у себя на голове.

На свете есть люди, над которыми тяготит проклятие всюду оказываться не вовремя, подумала матушка. Они попадают в аварию по дороге на собственную свадьбу, их отпуск в Брайтоне безнадежно портят непрерывные дожди, день их личного триумфа приходится на день смерти короля Георга VI, и все помнят эту дату только как кончину короля. Они достойны сожаления, ибо помочь им нельзя. Никакой вины Харриса в том, что сестра Мэри умерла, а Стоун исчез, нет. И все-таки эти события совпали с его приездом.

Если Харрис потребует документально подтвердить, что деньги были потрачены на то-то и то-то, матушке нечего ему предъявить. Финансовые отчеты спонсорам она направляла только при крайней необходимости, да и то в них отражались по большей части пожелания филантропов, а не реальные нужды Миссии. Она всегда сознавала, что однажды этот день настанет.

Харрис закашлялся. Теребя носовой платок, исподволь перешел к делу. Но тема оказалась для матушки совершенно неожиданной.

— Вы оказались правы относительно нашего плана открытия миссии в Оромо, матушка, — начал Харрис, и монахиня смутно припомнила какое-то письмо. — Доктор в Волло направил мне телеграмму. Полиция заняла здание. Губернатор пальцем не пошевелит, чтобы выселить их. Имущество распродается. Местная церковь выступает против нас, обзывает дьяволами! Мне пришлось приехать, чтобы расставить все по местам.

— Простите за тупость, мистер Харрис, но как вы могли выделить средства за глаза? — Ее кольнула совесть, ибо в Миссии Харрис также не побывал ни разу. — Насколько я помню, я написала, что это неразумно.

— Это моя вина, — стиснул руки Харрис. — Я убедил руководящий комитет моей церкви… Я их еще не поставил в известность… — Он опять закашлялся. — Мои намерения — надеюсь, комитет это поймет — были самые благие. Мы… Я надеялся донести слово Искупителя до тех, кто его еще не познал.

Матушка раздраженно вздохнула.

— Вы полагаете, что все они — огнепоклонники? Или поклоняются деревьям? Мистер Харрис, они — христиане.

Учение об искуплении грехов им нужно так же, как вам — средство для выпрямления волос.

— Но я чувствую, что это ненастоящее христианство. Язычество какое-то. — Он погладил себя по макушке.

— Язычество! Мистер Харрис, когда наши, предки-язычники в Йоркшире и Саксонии использовали черепа своих врагов в качестве посуды, здешние христиане уже пели псалмы. Они верят, что ковчег Завета покоится в одной из церквей Гондара. Не палец руки святого или ноги Папы, а ковчег! Эфиопские верующие надевают рубахи людей, умерших от чумы. Они видят в чуме верное и ниспосланное Богом средство получить вечную жизнь, спастись. Вот до какой степени, — она постучала по столу, — они жаждут новой жизни. — И не смогла удержаться: — Скажите мне, у вас в Далласе прихожане тоже так истово стремятся обрести спасение?

Харрис побагровел и завертел головой, словно подыскивая, где бы спрятаться. Но не сдался. Люди вроде него стойко отстаивают свои заблуждения, ибо это все, что у них есть.

— Вообще-то в Хьюстоне, а не в Далласе, — произнес он мягко. — Но матушка, духовенство здесь почти неграмотно, Гебре, ваш привратник, не понимает молитв, которые произносит, поскольку они на языке геэз, на котором никто не говорит. Если он придерживается доктрины монофизитов, что в Христе только божественная ипостась, а человеческой нет, то…