захочется видеть. Мои истерики – вещь крайне непривлекательная.

А тут этот мужлан!

Я с силой наступила ему каблуком на ногу. Он с шипением выдохнул через зубы.

— Хватит царапаться, кошечка.

— Разве леди не выразила свое желание прекратить танец?

Холодный голос Малкольма подействовал на моего уже нежеланного партнера как ушат ледяной воды. Он тут же отпустил меня и отступил на шаг.

— Разумеется, милорд, — подобострастно проговорил мужчина.

Я встряхнула руками, желая избавиться от воспоминаний о прикосновениях этого человека, и стиснула зубы, пытаясь сдержать рвавшиеся наружу эмоции.

Обида. Злость. Разочарование. Непонимание.

Они оседали горечью на моем языке. Стучались в грудную клетку обезумевшей птицей. Вставали комком в горле.

— Тебе следует осторожнее выбирать партнеров, Габриэль, — тихо проговорил мой муж.

Я посмотрела на него, раздувая ноздри и борясь с желанием кулаком стереть это бесстрастное выражение с его лица. Его взгляд вспыхнул, и он отступил, пропуская перед собой кружащуюся в танце пару.

Время будто остановило свой бег, я наблюдала, как мужчина и женщина медленно поворачиваются. Рот ее приоткрывается, и из него доносится смех. А меж их лицами, я видела Малкольма. Я видела, как неспешно огонь, рожденный пару мгновений назад, покидает его льдистые глаза, они снова становятся равнодушными и безразличными. Пара делает поворот, а мой муж, чуть наклонив голову, уходит в толпу. Прочь от меня.

Я до боли впилась ногтями в ладони, ежась от ужасного холода, который пробирал до костей. Платье совершенно не спасало от его безжалостных объятий, и мне только и оставалось, что дрожать.

Но эта ледяная стужа не давала мне расклеиться окончательно. Я сглатывала слезы, и ругала себя на все лады.

Вот же дурочка.

Навоображала себе невесть что. Как я только могла подумать, что у него есть сердце? Он же спокойно угробил одиннадцать ни в чем не повинных женщин. И пусть это не его рука толкала их прыгать из окна, но он обрек их на смерть, просто выбрав в качестве жены. Разве человек с сердцем смог бы сделать это?

А самое отвратительно, что я бы закрыла на это глаза. Мне было все равно. Если бы только ко мне он относился по-другому.

Ты – такой дурак, Малкольм!

Я всхлипнула и пальцы сильнее впились в ладони. Мой слух различил шаркающие шаги неподалеку, и я обернулась.

— Кто здесь? — спросила тихо.

Вокруг шевелились тени, наступая на полосу света, в которой я стояла. Ветер усилился, завыл, загудел, пронизывая меня насквозь. Но темнота молчала. Лишь шаги все приближались.

Я отступила назад, натыкаясь поясницей на спинку скамейки.

Шарк. Шарк. Шарк.

Я посмотрела вниз, туда, где бесились тени и замерла, потому что ничто не могло отбрасывать их. Они будто ожили и были готовы подняться во что-то невообразимо черное и страшное.

Я сплю.

Кажется, я снова вижу кошмар. Это не может происходить на самом деле.

— Но это правда, — произнес хриплый, каркающий голос.

Я вздрогнула, но совсем не от холода. Он будто отступил, уходя от чего-то неведомого, что надвигалось на меня. Мурашки пронеслись по моему телу.

Все было совсем как в моих кошмарах, и я уже почти не сомневалась, что скоро проснусь.

— Это правда, малышка Габриэль.

Сначала я увидела темный невысокий силуэт, объятый тенями, а затем фигура вышла на свет.

— Это правда.

Старуха.

Стоя на грани света и тьмы, закутанная в странные цветастые одежды, с платком на голове, из-под которого выбивались седые пряди, старуха смотрела на меня, широко улыбаясь ртом, полном черных зубов.

Я сглотнула.

— Кто вы? Как вы сюда попали?

— Я пришла, потому что меня пригласили.

Женщина достала из-за спины конверт, который мы отсылали всем гостям.

— Вас не приглашали. Откуда он у вас?

— Считай, что я его купила. Но ведь куда интереснее, зачем я пришла сюда.

Не сказала бы, что мне было очень интересно это знать. Намного больше мне хотелось, чтобы незваная гостья ушла, забрав с собой странные тени, которые недружелюбно колыхались за ее спиной.

— Не бойся меня, дитя. Я пришла помочь тебе.

— Помочь? — переспросила я, нервно улыбнувшись.

Всегда думала, что помощники выглядят как-то более… Безопасно.

— Именно, милая. Помочь выпутаться из паутины непонимания, что сковала твое сердечко.

Я вздрогнула. Как она…

— Я все знаю, милая, — старая женщина совсем по-матерински улыбнулась и внезапно перестала казаться мне пугающей. — Твое бедное маленькое сердце, оно ведь разбито. Ты не сохранила его, дитя мое. Но оно и не мудрено. Сердце лорда Астайна – сплошь лед, и от этого уже никуда не деться.

— Это была метафора?

— Нет, — печально покачала головой она. — Это истина. В груди его кусок льда. И это моих рук дело.

— Что?! — шепотом спросила я.

— Да, милая. Несколько лет назад сердце лорда было разбито, и он попросил заковать его в лед, чтобы никогда больше не испытывать этой боли. Ты похожа на ту, кто разбил его.

— Что?!

— Ее волосы были окрашены огнем, а глаза осыпаны золотом. Они любили друг друга и все в мире преклонялось пред их любовью, но потом она умерла.

— Что?

— Все имеет свою цену. И за ледяное сердце Малкольм заплатил проклятьем.

— Так то что его жены сходят с ума… - проговорила я омертвевшими губами.

— Цена его покоя.

— Но… Он… Он же… Я… Но он…

Старуха кивнула, лицо ее выражало жалость и желание помочь.

— Ты видела его чувства. Но то лишь оттого, что ты так похожа на нее.

Я прижала руку ко рту.

Боль вспыхнула в груди и устремилась к горлу, обжигая его точно горячая лава, коснулась глаз, стягивая их точно жгутом. Всхлип вырвался из сомкнутых губ.

То, что было между нами не было сном. Это было просто… Ошибкой. Как и сказал тогда Малкольм после нашего поцелуя. Это была лишь ошибка.

Он видел во мне другую. Все эти улыбки и смех, взгляды и слова предназначались не мне. Лучше бы это было сном.

Какая же я была дура!

Я думала, он страдает от неведомого проклятья, но он же сам обрек себя на него. И меня он отсылал не потому, что опасался за мою жизнь, а потому что я напоминала ему о ней.

Горечь скопилась во рту.

Я еще сильнее впилась ногтями в ладони, позволяя боли физической усмирять душевную.

— Спасибо, что