– А если бы по какой-то случайности ты мимо нас сумел проскользнуть, то, появись ты там, тебя бы тут же скрутили и мне позвонили, – добавил Погодин.

– Только не знал ты, что, даже если бы ты решил оставить Ларису в живых, никуда бы она тебя с собой не взяла!

– Это еще почему? – Шалый резко развернулся к Гурову.

– А все очень просто. Незадолго до якобы похищения на адрес господина Савельева пришло письмо из редакции передачи «Жди меня», в котором говорилось, что его ищут родные. Лариса письмо перехватила, ответила на него сама, что ее муж вообще родом из Сибири и родни в Средней Азии никогда не имел, хотя и знала, что это не так. Но, видимо, какие-то сомнения у нее в душе появились, и Васильева поехала в редакцию. Там Лариса сказала, что муж сейчас в отъезде, на письмо она ответила вместо него, не подумав, потому что в таких подробностях его прошлую жизнь не знает, и попросила показать ей письмо от родителей господина Савельева. А в нем родные очень подробно описывали его особые приметы, в том числе и шрам на бедре от давнего укуса собаки, которая ему кусок мяса вырвала, и шрам на левой руке от полученного тогда же открытого перелома. Вот тут-то Лариса и сложила два и два! И поняла, что господин Савельев совсем не Волчара. И тогда она сделала еще одну вещь – сумела найти домашний телефон Ильи Семеновича Мукосеева, следователя прокуратуры, который вел дело об убийствах ее матери и остальных. И узнала от него, что Волчара давным-давно мертв. Тут-то до Ларисы и дошло, как цинично ты ее все эти годы использовал. А от любви до ненависти – один шаг! И она его сделала! Так что завещание Лариса изменила, и ты в нем больше не фигурируешь. Она оставила все своим детям, причем оговорила, что их опекуншей становится Тамара Ивановна Шалая. Именно она, а не супруги Шалые, – видимо, цену твоему брату она хорошо знала. А вот в Тамаре была уверена! Знала, что эта бездетная женщина, которая ее детей выносила и выкормила, сможет о них позаботиться и никогда не обидит. Так что остался ты, Гришка, при пиковом интересе!

– Сволочь! Сука! Убью своими руками! – взвился Шалый.

– Заткнись! Сам себе яму выкопал! – прикрикнул на него Лев Иванович. – Да! Совсем забыт тебе сказать! Господин Савельев жив, находится уже совсем в другой больнице и скоро будет здоров. А еще вместе с ним его родители, сестра с мужем и двумя их сыновьями, и его бывшая девушка с их общим сыном. О Ларисе же и ее детях он даже не вспоминает, потому что приворот с него сняли, и он теперь снова принадлежит самому себе.

– Не верю! – крикнул Гришка. – Лариска говорила, что это невозможно, что подобное только она сделать в силах.

– Нашелся умелец! Так что остались вы все дружно у разбитого корыта! И ты! И она! – Лев Иванович повернулся к Крячко: – Станислав Васильевич, вызовите наряд, пора этого подонка на нары определять. А уж предъявлять ему найдется что и без покушения на господина Савельева. Тут и незаконное хранение, и применение оружия, на котором и без того три трупа, и стрельба на улице, что является общественно опасным деянием, ну и далее по тексту. Не мне вас учить!

– Сейчас позвоню, – пообещал Стаc.

Гуров выключил диктофон и сказал на прощание Гришке:

– Я видел очень много преступников, но такую гниду, как ты, мне встречать не приходилось. Какое счастье, что я больше никогда тебя не увижу.

И Лев Иванович был действительно твердо уверен в том, что эта нелюдь на свете не заживется, потому что Погодин или кто-то другой из этой компании точно об этом позаботится. Гуров первым вышел из гаража и направился к дому, а остальные – за ним.

– Ну и башка у мужика! – с откровенным восхищением проговорил сзади Виктор. – Ведь мы вроде бы все то же самое знали, ну, почти все, а вот свести все вместе и по полочкам разложить!

– Да-а-а! Это надо уметь! Действительно, лучший из лучших! – сказал Погодин.

– Вот потому-то он Гуров, а я так, погулять вышел, – безразличным голосом заметил на это Крячко.

– Да ладно тебе, Стаc! Нормальный ты сыщик! Брось! Не бери в голову! – утешали его со всех сторон мужики.

А вот Гуров даже не обернулся – он в этот момент уже думал о Ларисе и, осознавая, что сейчас судьба и женщины, и детей, по большому счету, в его руках, пытался представить себе ее реакцию на произошедшее, от которой будет зависеть все. Внезапно Лев Иванович остановился и повернулся к остальным:

– У нас осталось незавершенным только одно дело – разговор с Ларисой. Дайте мне машину, а еще лучше отвезите меня, а то я точно не знаю, где ее психдиспансер находится.

– Мы все с вами поедем! – решительно заявил Погодин.

– Ну, такой компанией мы у нее в палате просто не поместимся, – возразил Гуров. – Да, поговорить я с ней хотел бы наедине – так, я думаю, она откровенней и искренней будет.

– Ничего, мы люди негордые, мы и за дверью послушать можем, – проговорил Юрий.

– А кто же будет полицию дожидаться? – поинтересовался Гуров. – Станислав Васильевич ведь уже наряд вызвал!

– Не вызывал он еще, – сказал Виктор. – Ничего! Никуда Гришка не денется, пусть пока здесь посидит.

– Ну, смотрите, вам виднее, – не стал возражать Лев Иванович.

И они на нескольких машинах отправились в путь. Ехать пришлось не очень далеко, и встречены они там были весьма и весьма доброжелательно, особенно Погодин.

– Хотите поговорить с Васильевой? – переспросил дежурный врач. – Так, пожалуйста. Палата у нее одноместная, кормим-поим, уколов, как вы просили, не делаем. Врачи к ней каждый день заходят, чтобы оценить самочувствие, и должен вам сказать, что она совершенно адекватно реагирует на происходящее, не буянит, не скандалит. Тихо ведет себя.

– Она что-нибудь спрашивала? Просила кому-нибудь позвонить от ее имени? – поинтересовался Гуров.

– Нет, один только раз поинтересовалась, сколько мы ее будем у себя держать. А мы, как и просил Леонид Максимович, ответили, что до окончания расследования дела о покушении на ее мужа. А больше она ни о чем не спрашивала.

Погодин незаметно кивнул дежурному врачу, и он не стал возражать против того, чтобы Лев Иванович поговорил с Васильевой с глазу на глаз.

– Почему же нет? – пожал он плечами. – Она тихая, чудить не будет, но на всякий случай я бы поставил возле двери санитаров.

– Возле двери мы будем, – сообщил врачу Александр.

– Дело ваше, – согласился тот.

Палата, в которой содержалась Лариса, была все-таки закрыта, не иначе как по просьбе того же Погодина, и когда дверь открылась, она безразлично посмотрела в ту сторону, ожидая, что это войдет врач, но увидела незнакомого мужчину и мгновенно напряглась. Гуров до этой минуты видел Васильеву только на фотографии, где она была с детьми, а потом, когда приехали врачи из «Скорой», лишь мельком, поэтому сейчас он внимательно ее разглядывал. Ну, что сказать? Она отоспалась, отъелась, если это вообще возможно на больничной пище, и, главное, считая Савельева мертвым, успокоилась. Теперь ей оставалось только терпеливо ждать, когда его компаньоны обратятся к ней – наверное, Лариса считала, что раз есть завещание, то наследство от нее никуда не денется. Конечно, ее могли очень настойчиво попросить им поделиться, во всяком случае, не продавать акции на сторону, но это был уже решаемый вопрос. Но вот того, что Лев Иванович изо всех сил старался увидеть в ее глазах – раскаяния, сожаления, да просто жалости к загубленному ей человеку, – в них не было. Как оказалось, предположения Льва Ивановича по поводу ее рассуждений и планов были совершенно верны, потому что Лариса насмешливо спросила довольно низким и хрипловатым голосом: