— Мне кажется, человеческие существа стоят очень многого, — ответил Тайлер.

Сестра хихикнула и сделала большие глаза. Но Лорэн сказала:

— Прекратите, прекратите, прекратите! Почему бы тебе не оставить Тайлера в покое?!

— Но меня никто не беспокоит, Лорэн.

— Я предполагала купить новые занавеси для гостиной, — сказала миссис Слэтин, улыбаясь горничной, которая пришла убрать со стола тарелки.

К тому времени, как со стола убрали персиковый кобблер,[67]Тайлер ощущал в голове некоторую легкость. Миссис Слэтин, сияя карими глазами, сказала:

— Почему бы вам с Лорэн не взять кофе с собой в гостиную и не провести несколько минут наедине?

Лорэн закрыла стеклянные двери в комнату и произнесла шепотом:

— Я его ненавижу!

— Как ты можешь его ненавидеть? Он же твой отец.

— Очень даже могу, и ненавижу. И сестру мою тоже ненавижу. Она вечно мне завидует, потому что не такая хорошенькая, как я. — Забрав чашку с блюдцем из руки Тайлера, она его поцеловала.

На софе рядом с ней, обнимая ее одной рукой, он сказал ей очень тихо:

— Лорэн, ты знаешь, я ничего из этого не смогу тебе дать, — и кивком указал ей на окружавшую их обстановку.

— А мне ничего из этого не нужно. Мне нужен ты. И я не хочу венчаться в этой дурацкой старой англиканской церкви здесь, у нас. Я хочу выйти замуж в Брокмортоне. Я хочу выбраться прочь отсюда.

Позже, когда это выяснилось, миссис Слэтин сказала:

— Если Лорэн забрала себе что-то в голову, ее не остановишь. Венчайся где хочешь, дорогая.

— Ты сэкономишь мне кое-какие деньги, — отреагировал ее отец. — Наши друзья вряд ли захотят проехать весь этот путь до Брокмортона.

— Так свадьба будет небольшая, — воскликнула Лорэн, — и такая милая, как только возможно!

Однако в доме Слэтинов за месяц до свадьбы был устроен прием.

— Это даст нашим друзьям возможность с вами познакомиться, — объяснила миссис Слэтин.

Тайлер приехал к ним вместе с матерью, а Белл с Томом несколько позже. Миссис Слэтин попросила миссис Кэски помочь ей обвязать узенькой ленточкой каждую из салфеток, те следовало положить на огромный вестибюльный стол к приезду гостей, которые явятся на следующий день.

— Тайлер, старина, как насчет того, чтобы нам с тобой отправиться в город — купить тебе новый костюм? — спросил мистер Слэтин.

Губы Маргарет Кэски были плотно сжаты, когда она раскладывала салфетки на столе, но Тайлер заметил, что подбородок у нее вдруг опустился, удлинив ее худое лицо.

— О, я думаю, мне и в этом вполне удобно, спасибо, — ответил он.

— Соглашайся, пусть это будет любезностью по отношению к твоей будущей теще, — сказал мистер Слэтин. — Свадебный подарок от нас — новый костюм.

— Вы находите, что с костюмом Тайлера что-нибудь не так? — тихо спросила Маргарет Кэски.

— Нет-нет, просто, видите ли, у меня никогда не было сына, — ответил ей мистер Слэтин. — Это будет для меня совершенно новый опыт.

— Позволь папе купить тебе новый костюм, — попросила Лорэн. — Хотя мы с твоей мамой знаем, что он тебе ни к чему. Ты самый красивый мужчина на всем белом свете.

— А у меня есть для тебя небольшой подарок, Лорэн, — сказала его мать. И вручила Лорэн книгу «Жена пастора».

— Ох как забавно! — воскликнула Лорэн. — Посмотри, Тайлер!

На следующий день Тайлер стоял в новом костюме рядом с Лорэн перед домом, на лужайке, которая выглядела так, будто ее только что расчесали гребнем. Сестра Лорэн, держа перед самым лицом фотоаппарат, направляла его на них двоих. Был сделан снимок — они вдвоем. Снимок — они и его мать. Снимок — они вдвоем и Белл с Томом. Еще снимок, где они все вместе. Тайлер улыбался и улыбался, обнимая одной рукой Лорэн. Ее сестра, щурясь в аппарат, потребовала — пусть каждый скажет: «Шиш!»

Мистер Слэтин рассмеялся и завопил: «Шиш!» Тайлер, шокированный и в ужасе оттого, что его мать слышит, что здесь используют такой вульгарный язык, продолжал молча улыбаться, но после того, как снимок был сделан, не мог поднять на мать глаза. Когда стали съезжаться гости, Тайлер все пожимал и пожимал руки, обнаруживая ту же всеобщую истину, что он обнаруживал всегда: если ты дружелюбен с людьми — они дружелюбны с тобой. Потом он сказал матери, когда они сидели в большой гостиной:

— Это было приятно, правда?

Она ответила, не поднимая глаз от бумажного носового платка, который сжимала на коленях:

— Да, очень приятно.

Белл и Том, распрощавшись, уехали домой, а Маргарет Кэски ушла спать. Тайлер сидел на софе, обнимая одной рукой Лорэн, а его будущие родственники отдыхали в креслах с бокалами в руках. Миссис Слэтин сказала:

— Ах, это было так грубо со стороны Тиббетсов!

— Что грубо, мамочка? — спросила, зевая, Лорэн.

— Я всегда этих Тиббетсов терпеть не могла, — объяснила Тайлеру миссис Слэтин. — Ну, не всегда. Мы раньше были хорошими друзьями. Но они стали общаться с другим кругом, ушли в другой клуб. Я пригласила их просто из уважения к прежним дням.

— А что они такого сделали, мамочка?

— Они вели себя очень грубо.

— Они стояли у фуршетного стола, — сказал ее отец, — разглядывая твою будущую невестку, — как там ее зовут-то? — Белл. Мерили ее взглядами с ног до головы, и ее, и Тома. А потом сказали друг другу — и вполне громко: «Ну и деревенщина!»

— Вы просто не обращайте на них внимания, — посоветовала Тайлеру миссис Слэтин. — Обожемой, я чувствую себя на сто двадцать процентов совершенно выжатой! Я собираюсь уйти к себе.

Она поднялась с кресла. Тайлер встал.

— Спасибо, — сказал Тайлер. — И спокойной ночи.

Он обернулся и увидел, каким взглядом мистер Слэтин смотрел на бедра собственной дочери, когда она шла через комнату вместе с матерью.

В тот первый год, пока Тайлер оканчивал семинарию, они жили в Брокмортоне, на холме, в квартире на верхнем этаже старого деревянного дома. Лорэн, признавшись, что она никогда в жизни никакую еду еще не готовила, купила поваренную книгу и составляла списки продуктов, а по вечерам суетилась на кухне, подавая Тайлеру на обед рыбу и мясо и по-детски радуясь, когда он хвалил еду. На следующий день, когда Тайлер приходил домой к ланчу, они доедали то, что осталось, сидя на диване. «Рассказывай мне все подробно, — говорила ему Лорэн, — ничего не упускай».

Он рассказывал ей о позднейших раскопках, подтверждавших, что царь Соломон был действительно так богат, как говорится в Библии. Раскопки обнаружили конюшни на четыреста пятьдесят лошадей и сараи на сто пятьдесят колесниц.