узел

мысли заплетает.

С каких созвездий

к нам нисходит он?

Кто нам виденья эти

посылает?

Мы днём сильны.

В нас дышат ум и мощь.

Иной, играя, лошадь поднимает.

Но лишь на землю прилетает ночь —

как сон наш мир мгновенно подменяет.

Идут на нас видения волной.

Чужая жизнь вползает в наши души.

Ночь растворяет опыт наш дневной,

чтоб наши мысли стали непослушны.

Что есть наш сон – космическая тьма?

Что есть наш сон – изнанка нашей жизни?

Что есть наш сон – смущение ума?

Что есть наш сон – тревога по Отчизне?..

Мне никогда сей тайны не узнать.

И, мучась в ней, как в бесконечном иге,

я каждый вечер буду припадать

к загадке сна —

как к не прочтённой книге.

Весенний ветер

Вот и настала

для вольного ветра пора!

Тесно ему сквозняком пробираться по дырам.

Крылья его молодые гуляют над миром,

старую зиму стараясь прогнать со двора.

В шею её!

Пусть на север свой дальний идёт!

В шею гони её вон с разухабистым свистом!

Пусть, словно ведьма, уносится сквозь дымоход

и исчезает в тумане холодном и мглистом.

Ты ж, озоруя, промчись через стылую рань —

где-то за ней заплутала весна в косогорах.

Ты, как лошадку, её углядев, зааркань

да поскорей приведи её в наши просторы.

Вот она, рядом уж – ветер стал нежен и свеж,

солнца лучи, словно косы льняные, повисли,

воздух – как хлеб, хоть бери, на куски его режь,

и всё светлее душа,

и всё радостней мысли…

Однажды ночью

В поту холодном вскинулась в ночи:

«О, сердце, сердце, тише, не стучи!..» —

едва поймала крик свой на губах.

Душа – в смятенье.

Вижу дрожь в руках.

Сижу в постели.

Темнота кругом.

В глазах стоит испуг.

А в горле – ком.

Свой сон понять пытаюсь я с трудом.

Я увидала в нём родимый дом.

Стою я рядом, на клочке земли,

а надо мною – тучи-корабли.

Одна из них – черна, как чёрный вождь,

спустилась ниже – и ударил дождь.

Он чёрным был.

Он напугал меня.

Он заслонил собой все краски дня.

И, всё сковав во мгле, из чёрных туч

вдруг выпал бубен – грозен и могуч.

Под чёрный дождь тот бубен поднырнул —

и мир наполнил страшный гром и гул,

на этот гул мой встрепенулся взор —

и мне открылся времени простор.

И мне открылась в небе без труда

моих погибших предков череда —

они к костру сходились все гурьбой

и в нём искали что-то пред собой.

Мне любопытно стало, и сквозь страх

я потянулась к пламени костра,

чтобы увидеть, что там в нём лежит,

что так погибших предков ворожит.

Но в это время лопнул звуков вал

и тот огромный бубен разорвал

круг тёмной кожи – озеру сродни,

что натянули боги в оны дни.

И чёрный глаз закрыл весь небосвод.

А вслед за ним – возник огромный рот.

И странный хохот оглушил меня,

и чей-то голос прозвучал, звеня:

«Ну, что ты бьёшься?

Что ты рвёшься в высь?

Всё небо – в дырах.

Так остановись!

Ты видишь этот чёрно-водный дождь?

Он всех найдёт!

И ты в нём – пропадёшь!

Одно спасенье – быстрым ветром стать

и книгу дней назад перелистать,

помочь погибшим в мире не бродить,

всех не пришедших в белый свет – родить…»

И голос – смолк.

И всё сошло на нет.

И надо мной разлился тихий свет.

И сна остатки смыло белым днём…

Так почему ж я думаю о нём?..

Я вернусь

Я ещё раз вернусь в этот мир,

чтоб, пройдя сквозь кровавые роды,

сочинить о Земле новый миф,

что собою возвысит народы.

Я ещё раз явлюсь в этот свет,

в струях ливня запев, словно песня,

чтобы сблизить закат и рассвет

и долины поднять к поднебесью.

Я шагну в затухающий день,

чтобы боль, что засела в народе,

отвести от него, словно тень,

и наметить дорогу —

к свободе…

Перевод Н. Переяслова

Из грузинской поэзии

Нико Гомелаури

«С кем в аду окажусь? – Будет враг ли мне, друг ли?..»

С кем в аду окажусь? – Будет враг ли мне, друг ли?

Вместе с кем подметать буду адские угли?

Музыканты, актеры, их музы и феи

Лживый занавес жизни сорвут, не жалея!

Вот когда здесь начнутся игра и веселье!

Без цензуры писать – выпив адское зелье

И сгорая, смеяться над тленом и скверной…

Как в раю в эту ночь заскучают, наверно…

«Десять секунд, как с тобой повстречался…»

Десять секунд, как с тобой повстречался,

Девять секунд, как лицом посветлел я,

Восемь секунд, как почувствовал тело,

Семь, как проник в тебя, влился, остался.

Шесть – долгих вечных секунд на мученье,

Пять – и рождается стихотворенье.

Вот за четыре секунды простился.

За три – заплакал и перекрестился.

За две – удар раздается сердечный.

Хватит одной, чтобы сердце разбил.