— Они ринулись на меня, как стадо слонов. Я испугалась.

— Хватит мучить девочку, — вмешался Вика. — Нам надо успеть ей Париж показать.

А разве Говоров против? Он готов хоть сейчас за руль, но ведь все жаждут поговорить, расспросить Лизу, и с Таней и Рэмом давно не виделись… Короче, как писал тов. Пушкин, «бойцы вспоминали минувшие дни». Парижане рассказывали, как они каждый вечер у советского посольства пикетировали, все больше народу собиралось, а когда Самсонову удалось привлечь местных интеллектуалов… Бостонцы тоже делятся опытом: Сахаров начал голодовку, а в Америке глухо. Мы отправились в Вашингтон, несколько знакомых конгрессменов и сенаторов что-то вякнули в печати, и опять затихло, отчаялись уже раскачать общественное мнение, и вдруг как-то само собой покатилось, разрослось, выплеснулось на первые страницы газет…

Спохватился Говоров: «Братцы, время поджимает!» Виктор Платоныч в крик: «Невозможно, чтоб Лиза уехала из Парижа, не посетив собор Парижской Богоматери. Еду с вами, поставим свечку за здравие Андрея Дмитрича!»

Припарковал Говоров машину под знаком «Остановка строго запрещена». На площади перед собором публика клубится, полицейских пока не видно. Неужели, змеи, они и в воскресенье дежурят? Но ведь где-то рядом должна быть охрана? Если штраф навесят, Говоров к охране обратится: выручайте, ребята!

В соборе Вика витийствовал, объяснял все архитектурные прелести.

Вышли из собора, глядь, к их машине другая пристроилась, и тот, утренний, пожилой француз нервно бегает взад-вперед. Заметил Говорова и на циферблат своих наручных часов тычет.

— Успеем, — успокаивает его Говоров.

— Посмотрите на ваше переднее колесо!

Говоров ахнул. Шина всмятку, наверно, поймал где-то гвоздь.

Плача и рыдая, полез Говоров в багажник за инструментами. Разумеется, приходилось Говорову — и не раз — менять колеса, но, прямо скажем, не был он спецом в технике, для него любая гайка загадка, да еще когда такой цейтнот надвигается.

Скептически наблюдал пожилой француз танец маленьких лебедей с домкратом в исполнении Говорова, потом вздохнул: «Отойдите, я сам». Скинул пиджак, засучил рукава, кликнул своего шофера, вдвоем они мигом домкрат приспособили, открутили гайки, приладили запаску. Вытер француз лоб рукой: «Теперь можете хвастаться, что вам поменял колесо комиссар полиции».

Поехали. Полицейская машина сзади подпирает. Только разогнались, как у моста Берси, на скоростном пути, пробка. Вдумайтесь, граждане: в воскресенье, в самое время обеда — затор! Кто-нибудь из публики скажет: «Это происки КГБ». А Говоров ответит: «Это ваш чертов Париж».

Полицейская машина поравнялась с Говоровым, комиссар кричит: «Зажгите фары, следуйте за мной». Шофер пришлепал себе на крышу синюю мигалку, включил сирену, вывел Говорова из пробки, и помчались они по городу как правительственный эскорт. А на автостраде полиция так поднажала, что Говоров стал отставать — не та скорость у его драндулета.

В конечном счете они приехали вовремя, даже успели в зале для почетных гостей выпить по бокалу шампанского с американским консулом, который прибыл специально в аэропорт проводить Лизу Алексееву.

Какой же вывод из этой истории сделает для себя уважаемая публика?

Что касается Говорова, то он решил: иду в банк, беру кредит и покупаю новую машину — старая тачка для таких подвигов уже не годится.

* * *

И вот на новой машине (точнее, сравнительно еще новой) из той древней истории (проводы Лизы Алексеевой), почти не сбавляя скорости и со свистом вписываясь в виражи, снова вписывается Говоров в эту главу, возвращаясь в тот же аэропорт Шарль де Голль, встречать Аксенова из Америки. (Говоров сделал круг времени и по кольцевым подъездам аэропорта. Тот, кого он провожал, улетал в Америку, тот, кого он встречает, прилетает из-за океана. Опять круг в пространстве и во времени. Все возвращается на круги своя? И много что-то кругов. В этом есть какая-то символика, но нам, простым смертным, в ней не разобраться, пусть господа литературоведы, критики и структуралисты ломают головы.) Публика, надеюсь, помнит, что глава начиналась с рассказа о бурной деятельности Союза спасения от коммунизма. Так вот, ССотК организовал еще одно (безумное, по мнению Говорова) мероприятие: съезд русских писателей-эмигрантов в Париже. То есть, с одной стороны, в этом было много привлекательного. Действительно, почему бы русскому литератору, прозябающему на вэлфере где-нибудь в Филадельфии (и отнюдь не в лучших домах), не прокатиться за казенный счет в Европу, пожить в приличном отеле, толкнуть речугу о том, что наболело и накипело, пообщаться с давними приятелями и почувствовать себя в некотором роде значительной личностью? Когда подобную конференцию устроил университет Южной Калифорнии, Говоров с охотой полетел в Лос-Анджелес. Все правильно. С одной поправкой: та конференция предназначалась в первую очередь для американских славистов, проходила в огромном, переполненном зале, и университет выделил средства из своего бюджета.

Здесь же заранее было известно (устроителям, во всяком случае), что ни малейшего внимания прессы или публики это сборище не привлечет, все ограничится говорильней в узком кругу, в холле отеля, рассчитанном на тридцать человек максимум. Тогда, спрашивается, при чем тут ССотК? И кого эти ораторы собираются спасать от коммунизма (себя они уже спасли, эмигрировав) — непонятно. Говорову любопытно было бы знать, как объяснял Самсонов доверчивым американцам необходимость сего мероприятия, требующего таких значительных расходов. Однако для Самсонова затея имела другой, и довольно прозрачный, смысл: показать братцам-кроликам (сиречь литераторам), что в эмиграции хозяин тов. Самсонов — почти как тов. Георгий Марков в Союзе писателей СССР. В его руках деньги, он может закатывать балы.

…Говоров не из лихости со свистом крутил виражи. Он опаздывал к самолету. Пока нашел место в паркинге, пока спустился в зал прибытия пассажиров — глядь, вся русская делегация уже на выходе, стоят с женами в стороне, чем-то неуловимо напоминая эвакуированных времен войны. Как Говоров и ожидал, из Америки прилетела не первая сборная. Нет Бродского, нет литературных критиков Вайля и Гениса, нет Довлатова. Правда, есть Аксенов (но это уже стало традицией — или Аксенов, или Бродский! Они не пересекались!). Кстати, где Аксенов?

— Где Аксенов?— спросил Говоров, сделав общий привет публике.

Заметив в его руке ключи от машины, ему радостно заулыбались:

— Андрей, ты приехал за нами? С автобусом?

«Так, значит, обещали автобус, которого, естественно, нет. Как нет и секретарш ССотК, которые, наверно, еще в постели у начальства. А может, вообще все начальство — президент, генеральный секретарь, председатель и директор — не опохмелилось и забыло о самолете из Нью-Йорка? Или увлеклось давним спором — кому отдавать Правобережную Украину?»

Говоров так завелся, ибо увидел генерала Григоренко — бледного, худого, в инвалидном кресле-каталке. Еще два года назад Говоров брал у него интервью по случаю выхода книги воспоминаний генерала во Франции, и тогда Григоренко выглядел вполне боевито. А теперь — полупарализован, сник, отсутствующий взгляд… Зачем старика надо было тащить в Париж? Для галочки в отчете? А если уж пригласили, то неужели ни одна сука из «Вселенной» не могла явиться в аэропорт загодя, оказать хоть генералу уважение?