— Какой?

— Джорданитская церковь и ее бог объявили нам войну. По-твоему, это не проблема? Или ты уже забыла об этом?

Эльга опустила взгляд. Менее всего на свете она хотела как-либо враждовать с Господином Добра, в которого до сих пор верила в глубине души. Но, как и Уилар, другая сторона не предлагала ей никакого выбора. Это отношение церкви озвучил фогт Эллиуна, приравняв Эльгу и матушку Марго — только из-за наличия у них колдовского Дара — к дьяволопоклонникам, подлежащим уничтожению. В результате она и в самом деле связалась с черным магом, который убивал кого хотел, кощунствовал, поднимал мертвых и был с демонами запанибрата. На память снова пришло то, что они учинили три дня назад — сначала в мире людей, затем в мире альвов.

— Мы не должны были так поступать… — тихо сказала она. И в ответ на вопросительный взгляд Уилара пояснила:

— В альвийском мире.

— Почему?

— Не знаю… Это место… как храм. Вы как будто специально сначала здесь, в Кельрионе, в Эвардовом монастыре потом там…

Уилар пожал плечами.

— А что в монастыре?

— Вы убили священника.

— Ничего подобного. Тупицу, который не хотел нас пускать, прикончил Страж.

— А в подвале?

— Этого сумасшедшего?.. — Уилар усмехнулся. — Да я, можно сказать, выполнил за шээлитов их работу. Этот… как его?.. брат Ягульф, кажется?.. Ты думаешь, он молился твоему любимому Джордайсу? Как бы не так! Ты что, не слышала его бормотания?.. Джордайс это, по-твоему, «госпожа».. Брат Ягульф уже не один год молился в своей келье Хальзаане, притом — одной из самых разрушительных ее ипостасей: женщине-рыбе с зубами во влагалище и звериными глазами вместо сосков!..

— Откуда… вы все это знаете? — От удивления Эльга проснулась окончательно. — Вы же его никогда раньше не…

— Он сам проорал мне имя своей «госпожи»… Перед тем, как я перерезал ему глотку.

— Но как же… почему этого не знали другие монахи? Они же считали его чуть ли не святым!

— Минутку. Праведником его называл только тот суеверный полудурок, который так и порывался вступить со всеми подряд в «духовную брань». Что думали о брате Ягульфе остальные монахи, нам неизвестно, к нашему появлению они все либо разбежались, либо были уже мертвы. Возможно, кто-то догадывался об истинной вере брата Ягульфа. Другие, возможно, полагали, что он молится какой-нибудь джорданитской святой… Ягульф мог попросту водить их за нос — сумасшедшие иногда бывают очень хитрыми.

Эльга не нашла, что возразить.

— Даже если и так… все равно… это был человек…

Уилар зевнул.

— Они нас прокляли. Это вас тоже не волнует?.. — произнесла она, надеясь хотя бы таким способом разбить ледяное бездушие собеседника.

— Ты о голосах? — уточнил Уилар.

— Да.

— Я же предупреждал, чтобы ты не слушала ту чушь, которую они несут!

— Извините! — Эльга разозлилась настолько, что даже сумела подпустить в голос чуть-чуть издевки. Даже если я затыкала уши, это им ничуть не мешало! Они говорили прямо у меня в голове!

— Можешь забыть об их проклятьях. Это пустая болтовня…

— Вы так уверены?

— Уверен. Во-первых, чтобы проклятье сбылось, его должен произносить тот, кто обладает тэнгамом. У этих бесплотных голосов, как ты можешь догадаться, никакой силы уже не осталось. Единственной их целью было обмануть нас, отвлечь, заставить сомневаться и в конце концов — потерять время. Во-вторых, даже и тогда, когда проклятье наполнено силой, это не так страшно, как может показаться. Проклятие, как и благословение, — это некий толчок, выбивающий предмет или живое существо из рамок обыденного в область необычного, туда, где живут Тайны и чудеса. Вспомни героев, о которых поют в балладах, — многие из них были прокляты (или освящены благословением), а кто помнит об их соотечественниках, оставшихся внутри обыденного мира? В некотором роде проклятье — это особый дар, с которым надо уметь обращаться, и тогда из него можно извлечь не меньше пользы, чем из банального благословения. В отличие от благословения, чья сила ненавязчива и мягка, проклятье — очень сильный толчок в строго заданном направлении. Обычно эта сила вредна или даже смертоносна… но если ты сумеешь схватить ее и использовать по собственному усмотрению, тогда… — Уилар улыбнулся. — Тогда тебе стоит сказать «большое спасибо» тому, кто тебя проклял. Как сказал один древний философ: то, что не убивает меня, делает меня сильнее.

— Но каким образом проклятье может принести пользу?

— Тот, кто тебя проклял, становится уязвим для тебя. Проникни в проклинающего и отними его силу. Естественно, это возможно только в том случае, если твой тэнгам больше и ты намерена использовать его для этой цели. Кроме того, само проклятье может защитить тебя. Если тебя прокляли, сказав «Ты сгоришь», спокойно бросайся в море или бурную реку — ты не утонешь. В действии любого проклятья можно найти зерна тэнгама, которые движут им; обычный человек, подвергнутый их действию, погибнет или лишится удачи; колдун же способен отыскать эти зерна и использовать их по своему усмотрению. Даже если проклятие приводит тебя к смерти, сумей перестать быть тем, что ты есть. Тогда проклятье исчерпает свою инерцию, а ты, вновь вернувшись в человеческое состояние, возможно, откроешь в себе новую грань Дара. Это — как поединок. Если тебя бьют ножом и ты не успеваешь увернуться, тебя могут убить, но если ты уклоняешься, захватываешь руку и ломаешь противнику кисть, ты ничего не теряешь, а, напротив, приобретаешь — тот самый нож…

Эльга поежилась и сказала:

— Вы, кажется, хорошо знаете, о чем говорите…

Уилар кивнул.

— На востоке живут люди, сделавшие искусство проклятий своей профессией. — Он помолчал. — Их очень немного. Как-то раз я встречался с одним из них… Не с мастером, всего лишь с учеником… Если бы он стал моим врагом, не знаю, кого я опасался бы больше — его или Климединга.

— Почему? — удивилась Эльга, вспомнив страшную силу, едва не уничтожившую их в Азагалхаде.

— Насколько я понимаю, — негромко сказал Уилар, они научились управлять временем. Каким образом — я не знаю.

* * *

Последующие дни были заполнены монотонной тряской на лошадях, холодным ветром и мокрым снегом, походной едой, к которой Эльга уже начала привыкать, и короткими периодами блаженного тепла и сытости, если им случалось останавливаться в трактире. Она слишком уставала за день, чтобы вечерами думать о чем-либо или расспрашивать Уилара о волшебстве. Но однажды он сам заговорил с ней.

— Ты впадаешь в апатию, — сказал он, остановив лошадь на вершине холма.

Что такое «апатия», Эльга не знала, но общий смысл был ясен. Возразить было нечего — да и можно ли было ожидать чего-либо иного после долгой скачки по промерзшей земле, мимо черных голых деревьев? Они двигались на север, навстречу наступающей зиме, оставляя по правую руку предгорья, за которыми начинался Партграут, Нижний Хребет.