— У нас договоренность. Я рассматриваю это как часть моей безмерной поддержки. Понимаю, вы можете отвергнуть мое предложение, но лучше все-таки принять.

— Это для вас важно?

Тее показалось, что он придал своему вопросу какой-то особый смысл, и она отвела взгляд.

— Это уменьшит мои требования в свое время.

— Значит, сделка.

Она опять повернулась к нему.

— О нет!

— Вы не знаете, что я захочу в обмен.

— У вас нет никакого права требовать хоть что-то. Я поступаю так из доброго отношения.

— Вы только что признались, что сбрасываете тяжесть со своих плеч. Моя цена за вашу свободу — составить мне компанию в Оперу на бал-маскарад.

У Теи отвисла челюсть.

— Вы действительно сумасшедший.

Она тут же пожалела о своих словах: надо было взять себя в руки, — а он просто ждал.

— Вам ведь известно, сколько там было скандалов.

— Конечно.

— Тогда вы знаете, что я не смогу.

— Нет, вы можете устраниться, но такова моя цена.

— Ну и выплывайте самостоятельно.

— Я хороший пловец.

— С камнями в сапогах.

Он неожиданно засмеялся.

— Вы безжалостны до мозга костей, но я еще хуже. Если я приму ваше предложение насчет «балбесов», вы в понедельник пойдете со мной на бал-маскарад в Оперу.

— В понедельник я иду на бал к Уинстэнли. Они устраивают полуночный фейерверк.

— Я тоже могу устроить вам полуночный фейерверк.

У нее как иголками закололо кожу.

— Не будьте невежей.

— Судя по всему, это моя натура. В одиннадцать часов.

— Фейерверк начинается в полночь.

— В понедельник в одиннадцать часов я буду ждать вас около дома, чтобы сопроводить на маскарад.

— Тогда остается надеяться, что хлынет дождь, — сказала Тея и пустила лошадь галопом.

Дариен нагнал ее.

— Вы хотите промокнуть?

— Я иду на бал к Уинстэнли!

— Тогда с фейерверком ничего не получится, раз жестокая Богиня приказала быть дождю.

Она выпрямилась в седле.

— Вы самый несносный из всех, кого я знаю!

— Стараюсь. Вам не удастся ускользнуть. Это моя цена за то, что мне придется подчиниться вашей воле.

Вуаль опять затрепетала на ветру, и она снова заправила ее.

— Я просто пытаюсь уговорить вас действовать себе во благо!

— Тогда откажитесь от сделки, и мы больше не вернемся к этому.

— Та же самая уловка, что и в прошлый раз! — отрезала она.

— Я знаю, когда ко мне приходит хорошая карта.

Тея прищурилась.

— Вы блефуете.

— Нет, Богиня, поверьте: я никогда не блефую.

И она поверила. Как ни хотелось отказаться от него, она не могла. Мать так легко не отступится, а главное ее оружие — она сама. И потом, он действительно нуждался в этом, да и ей было не все равно.

Тея попыталась вразумить его.

— Это просто невозможно. Если по какой-то причине я не пойду на бал и останусь дома, неужели, вы думаете, никто не заметит, что я ушла ночью?

— Бедная принцесса в заточении?

— Нет, но все дома охраняются. Если кто-то может тайком выйти, значит, сможет и войти. Вы же выходите ночью из дому втайне ото всех?

Он заставил серого идти шагом.

— Да, но мне не от кого прятаться. Слуг у меня мало, и они рано ложатся спать.

Приноровившись к шагу его коня, Тея сказала:

— А у нас много, и они поздно ложатся, да и то не все. Когда нас нет дома, лакей ждет нашего возвращения в холле.

— А задние двери?

— Возле них спят слуги, и я думаю, что в одиннадцать некоторые еще будут на ногах.

— Есть еще двери, которые ведут в сад.

— Из оранжереи? — Она об этом не подумала. — Но сад огорожен стеной.

— В стене наверняка должен быть какой-то проход: садовники ведь не топают через хозяйские комнаты. Я прав?

Несгибаемый! Вернее — тупоголовый упрямец. Высказывать ему свои доводы — то же самое, что хлестать скалу лентами.

— Задняя стена сада — часть конюшни. — Вдруг с облегчением сообразила она. — И кто-нибудь из конюхов точно не будет спать в ожидании возвращения кучера.

— Готов биться об заклад, что есть какой-то способ ускользнуть из дому.

— Это не важно! Я не собираюсь куда-то тащиться на ночь глядя.

— Почему нет?

Тея отказалась отвечать.

— Как бы мне хотелось никогда не встречать вас!

— Знакомое чувство, поверьте. Но ведь вы хотели приключений. Вы оплетены паутиной, из которой можете с легкостью выбраться, если только поверите, что это возможно.

— Почему, ради всего святого, я должна подвергать себя опасности?

— Чтобы испытать ужас.

Она торжествующе улыбнулась.

— Вот в этом мы и отличаемся друг от друга, Дариен. Я не вижу никакого ужаса в опасности.

— Вы просто не испытывали настоящей опасности, чтобы судить об этом.

— А общение с вами?

По сверкнувшим смеющимся глазам можно было предположить, что у него масса ответов, которые остались невысказанными, но заговорил он серьезно:

— Я обеспечу вашу безопасность, Тея, даже на улице, даже ночью. Вы мне верите?

— От разбойников — да. От вас самого — решительно нет!

— Очко! А что, если я пообещаю вести себя так, словно я ваш брат?

— Хотите, чтобы я умерла от смеха?

— Бедная сестренка! Не будь такой трусихой.

— Это типичная братская уловка, уверяю вас, причем если брат очень маленький.

— У вас же нет младшего брата, так откуда вам это знать?

Издав сдавленный вздох разочарования, Тея поскакала вперед в надежде избавиться от него, но Дариен с ощущением ленивой легкости скакал рядом.

— Если вы не сделаете этого, то будете жалеть до конца жизни!

— Абсолютная чушь!

Но его слова достигли цели: Тея задумалась о своей жизни, о той части ее, которую могла вспомнить, и поняла, что та была нормальной, безопасной, правильной и, главное, разумной.

Она даже не скакала галопом до тех пор, пока не встретила его, и никогда это не казалось недостатком, потому что не было таковым. Она собиралась сделать так, чтобы ее будущее было под стать прошлому: нормальное, безопасное, правильное и разумное. Придя к такой мысли, Тея заставила лошадь перейти на благопристойный шаг.

И тут вспомнились слова Мэдди: «О, это же так восхитительно — быть ненормальной!» Но если только один раз.

Выпрямившись, Тея взглянула на него. Такой красивый, хоть и на свой особый манер, сильный, покрытый шрамами. Да, он сумеет ее защитить — от других по крайней мере.

— Если я откажусь ехать на бал к Уинстэнли, — услышала она себя, будто со стороны, — из-за головной боли, например, моя горничная не оставит меня одну.

— В одиннадцать? — Даже намека на триумф не слышалось в его голосе. О, он умный Пес, только ненормальный, как и она.