Сделав несколько кругов в небе, ястреб заметил добычу и приготовился атаковать.

Тут случилось непредвиденное: сильный порыв ветра подхватил и понес ястреба на запад от горы.

– Уносит, – прошептал Константин, еще не веря глазам. – Его уносит!

Кувыркаясь на ветру, ястреб пытался сопротивляться воздушному потоку, но ветер был сильнее птицы.

Сорвавшись с места, Константин побежал через кусты за птицей. Словно дразнясь, ветер переменил направление, и ястреба теперь относило к морю.

– Константин! – звали отец и брат, – остановись, Константин!

Константин не стал тратить силы на ответ.

Остановиться? Остановиться, значит бросить друга в беде! Для Константина это было невозможно.

Мальчик бежал, не отрывая глаз от ястреба. Споткнувшись, Константин упал на землю, не чувствуя боли в разбитых коленях, поднялся, но ястреб исчез из вида. Из глаз мальчика брызнули слезы…

Несколько недель Константин был безутешен, но скоро понял: все в этом мире временно и преходяще. Только вера в Бога и мудрость не отнимутся у человека. Божьим промыслом Константин посвятил свою жизнь наукам и преуспел в них, вот почему василевс направил его в Херсонес…

…Пора было отправляться в церковь – перед состязанием Константин желал вновь причаститься Великих Даров.

…Корсунь едва проснулась, а двор гарнизонной крепости уже стал наполняться желающими послушать богословское состязание Константина Философа с раввином. В основном это были люди состоятельные – бояре, воеводы и купцы. Их интерес к новой вере объяснялся просто – новая вера открывала новые возможности: Византия, Арабский Халифат и Хазарский каганат будут видеть в них не врагов и варваров, а единоверцев и союзников. Их торговля будет процветать, а города богатеть!

Тем временем зрители, переговариваясь, рассаживались вокруг помоста на скамьи. Едва скамьи заполнились, из крепости вышли Дир с Аскольдом и патриарх Фотий с архиепископом Гозленом, Константин Философ с братом аввой Мефодием и их ученики, митрополит Михаил Сирин и его воспитанники.

Воспользовавшись тем, что стражники выталкивали со двора какого-то сумасшедшего, в ворота проскользнули и смешались с толпой двое мужчин – боярин со спутником.

Эти двое привлекли внимание Константина Философа, взгляд его задержался на боярине. Хотя одет мужчина был, как обыкновенно одевались все киевские бояре, в зеленую свитку из аксамита[18], с непомерно длинными рукавами, и плащ, заколотый на плече фибулой, в мужчине угадывался чужестранец.

Спутник его был в плаще с капюшоном, скрывающим большую часть лица.

Оба чужестранца рассматривали помост и ведущую к нему деревянную лестницу и переговаривались.

– Не хватает виселицы, – мрачно пошутил спутник боярина.

– Это ничего не меняет, Труан, – отозвался боярин. – Казнь все равно состоится. Сегодня здесь разоблачат обман и казнят обманщиков. А мы станем свидетелями этого.

Внимательный глаз мог заметить, как переглянулись чужестранцы с худым и вертким поваренком – Константин Философ видел мальчишку на обеде у киевского наместника Дира.

Византийский богослов продолжал рассматривать чужаков.

Красивое лицо норманна наполовину скрывала шапка, отороченная черным песцом. Но вот взгляд Константина встретился с острым, холодным взглядом больших серо-голубых глаз. В них жила ненависть. «Кудесник», – открылось Константину. Как догадался читатель, кудесник этот был наш герой – Олег Вещий.

Философ видел ненависть в глазах волхва, а волхв видел проклятых светлячков, покрывающих голову философа-богослова. Их было такое множество, и светились они так ярко, что едва не затмевали солнечный свет.

Тем временем начался молебен.

После молебна патриарх Фотий благословил иерея Константина Философа, дал приложиться к Евангелию и объявил о начале диспута.

Стража заперла ворота, и состязание началось.

Первым на возвышение поднялся раввин – богослов и книжник Хазарского каганата.

Иудей этот был известным иконоборцем и еретиком. И хотя Труан плохо понимал, о чем идет речь, он чувствовал, что происходит что-то важное.

Раввин задавал Константину Философу вопросы, Константин на них отвечал и задавал вопросы раввину.

Поначалу противники владели собой, сохраняли хладнокровие, не перебивали друг друга, и зрители успели заскучать.

– Сказано в Писании: не изображай того, что на небе, – вяло нападал раввин, – вы изобразили. Сказано: не сотвори кумира. Вы сотворили. Не по этой ли причине императора Никифора обезглавили болгары? Ведь император был большим почитателем икон.

Постепенно страсти стали накаляться.

– Достопочтенный раввин. Ещё на ковчеге Моисея были изображены небесные серафимы и херувимы. Вам ли не знать, что первую икону написал ученик Христа, апостол Лука. На обычной доске апостол изобразил Богородицу. Иконы святы. Они мироточат и являют чудеса. Одно из чудес было явлено в городе Никея, что в Малой Азии. В доме одной благочестивой вдовы хранилась икона с изображением Богородицы. По указу императора в дом ворвались воины, и один из них проткнул лик мечом. И на глазах у всех из раны на щеке Матери Божией потекла кровь. – Слова Константина были встречены возгласами – недоверия и удивления в равной мере.

– Чушь! – громче других кричал Труан. – Ложь!

– Авва Мефодий может подтвердить мои слова, – возразил Константин Философ. – Авва тогда служил сотником в гвардии василевса. После этого случая оставил службу и удалился в монастырь. Вы сами год назад стали свидетелями чуда от Ризы и Покрова Пресвятой Богородицы. Если бы не чудо, мы бы сейчас находились в рабстве у северян.

– Вы погрузили в сон норманнов! – снова выкрикнул спутник Олега.

Чужестранцы явно хотели сорвать диспут.

– Требую тишину, – повысил голос раввин.

Дир подал знак стражникам, волнение в толпе стихло, диспут продолжился.

Далее речь зашла о воскресении Христовом, в которое не верили иудеи, и о Святой Троице.

– Как вы, христиане, – обвинял раввин, – думая, что Бог един, разделяете его опять на три части, говоря, что есть Отец и Сын и Святой Дух?

Константин в ответ приводил аргументы и свидетельства:

– На Никейском соборе святитель Спиридон Тримифунтский сжал в кулаке кирпич, исторг из него воду, глину и пламень, и тем самым доказал единство Святой Троицы.

Однако, как ни старался богослов завоевать доверие язычников, он в этом не преуспел.

… Наступил второй день состязания. Теперь пришел черед сарацинского имама состязаться с византийским богословом.

– Хотим чуда! – раздался голос с заднего ряда.

– Так! – подхватила дружина Дира. – Поверим, если своими глазами увидим чудо!

Одного взгляда на крикуна Константину Философу было достаточно, чтобы понять, что происходит, и кто смущает души язычников.

Спор с имамом продолжился, но Константину снова не удалось убедить Дира и его дружину в истинности христианской веры.

Стражникам снова пришлось вмешаться, чтобы утихомирить зрителей.

По завершении состязания Дир признался Константину Философу:

– Мы только больше запутались. Иудеи свою веру лучшей считают, и сарацины тоже, и вы тоже, и иные. Скажи, которую веру мы должны считать лучшей?