на потолке, то клиентура была английской: мужчины в основном одеты в костюмы или цветные брюки-чинос, которые предпочитают представители высшего класса, женщины — в нарядные платья или джинсы. Страйк заказал себе пинту безалкогольного пива и сел пить его, читая с телефона статью Фергюса Робертсона о предстоящем референдуме по Брексит, регулярно поднимая глаза, чтобы узнать, не пришел ли еще его собеседник.

Страйк догадался о личности Генри Уортингтон-Филдса сразу же, как только тот вошел в паб, главным образом потому, что у него был настороженный вид, свойственный тем, кто собирается пообщаться с частным детективом. Генри было тридцать четыре года, хотя выглядел он моложе. Высокий, худой, бледный, с копной волнистых рыжих волос, он носил очки в роговой оправе, хорошо сшитый однобортный костюм в полоску и яркий красный галстук с узором в виде подков. Он выглядел так, словно работал либо в художественной галерее, либо продавцом предметов роскоши, что вполне соответствовало местоположению в Белгравии.

Купив себе что-то похожее на джин с тоником, Генри секунду-другую смотрел на Страйка, а затем подошел к его столику.

— Корморан Страйк? — сказал он немного эксцентричным голосом с акцентом высшего класса.

— Это я, — сказал Страйк, протягивая руку.

Генри опустился на скамью напротив детектива.

— Я думал, вы будете прятаться за газетой. Вырезанные отверстия для глаз или что-то в этом роде.

— Я так делаю, только когда преследую кого-нибудь пешком, — сказал Страйк, и Генри рассмеялся: нервным смехом, который продолжался чуть дольше, чем требовала шутка.

— Спасибо за встречу, Генри, я ценю это.

— Все окей, — сказал Генри.

Он сделал глоток джина.

— Когда я получил ваше сообщение, я был немного напуган, типа, кто этот парень? Но я поискал вас, и Шарлотта сказала мне, что вы хороший человек, так что я…

— Шарлотта? — повторил Страйк.

— Да, — сказал Генри. — Шарлотта Росс? Я знаю ее по антикварному магазину, где я работаю — “Арлингтон и Блэк”. Она переделывает свой дом, мы нашли для нее несколько очень красивых вещей. Я знал, что вы раньше встречались, поэтому позвонил ей — она милая, она одна из моих любимых клиенток. И я сказал ей: “Эй, Чарли, может, мне поговорить с этим парнем?” — или что-то в этом роде, и она ответила: “Да, конечно”, так что — да — вот я и здесь.

— Отлично, — сказал Страйк, решительно стараясь сохранить приятный тон и выражение лица. — Как я уже сказал в своем сообщении, я заметил, что вы довольно резко высказываетесь о ВГЦ на своей странице в Facebook, поэтому я…

— Да, так, ладно, — сказал Генри, неловко двигаясь на своем сидении, — я должен сказать… Я хотел сказать, что прежде, чем мы приступим к делу — это своего рода условие, на самом деле — вы не будете преследовать Флору, не так ли? Потому что она все еще не в порядке. Я говорю с вами только для того, чтобы ей не пришлось. Шарлотта сказала, что вы не будете против.

— Ну, это не совсем дело Шарлотты, — сказал Страйк, все еще заставляя себя говорить приятным тоном, — но если у Флоры проблемы с психическим здоровьем…

— Она никогда не была в порядке с тех пор, как покинула ВГЦ. Но я действительно чувствую, что кто-то должен призвать ВГЦ к ответу, — сказал Генри. — Так что я буду рад поговорить, но только если вы не будете приближаться к Флоре.

— Она все еще в Новой Зеландии?

— Нет, там ничего не вышло, она вернулась в Лондон, но — серьезно — вы не можете с ней разговаривать. Потому что я думаю, что это может вывести ее из равновесия. Она не может больше говорить об этом. В последний раз, когда она кому-то рассказала о случившемся, она пыталась покончить с собой.

Несмотря на симпатию Генри к Шарлотте (геи, по опыту Страйка, чаще всего не видели недостатков в его красивой, веселой и безупречно одетой бывшей), Страйк должен был уважать Генри за его желание защитить своего друга.

— Хорошо, согласен. Итак: вы сами когда-нибудь имели непосредственный контакт с ВГЦ?

— Да, когда мне было восемнадцать. Я познакомился с одним парнем в баре, и он сказал, что я должен приехать на ферму Чепмена, чтобы пройти курс. Йога, медитация и все такое. Он был горяч, — добавил Генри с очередным нервным смешком. — Симпатичный взрослый парень.

— Говорил ли он вообще о религии?

— Не то чтобы… скорее духовность, понимаете? Он говорил, что это интересно и круто. Он говорил о борьбе с материализмом и капитализмом, но он также сказал, что можно научиться — я знаю, это звучит безумно, но вроде как научиться… не магии, но создавать вещи с помощью собственной силы, если достаточно учиться… Я только что закончил школу, так что… Я решил пойти и посмотреть, что это такое, и — да, я попросил Флору пойти со мной. Мы были школьными друзьями, вместе учились в Мальборо. Мы были вроде как — мы оба были геями или что-то в этом роде, и нам нравилось то, что не было ни у кого, так что я сказал Флоре: “Пойдем со мной, проведем там неделю, посмеемся”. Это было просто что-то, чем можно заняться на каникулах, понимаете?

— Вы не против, если я буду вести записи?

— Э… да, хорошо, — сказал Генри. Страйк достал блокнот и ручку.

— Итак, к вам обратились в баре — где это было, в Лондоне?

— Да. Его там больше нет, бара. Вообще-то он был недалеко отсюда.

— Как звали человека, которого вас пригласил, вы можете вспомнить?

— Джо, — сказал Генри.

— Это был гей-бар?

— Не гей-бар, — сказал Генри, — но парень, который им управлял, был геем, так что, да… Это было крутое место, и я подумал, что этот парень, Джо, должно быть, тоже крут.

— И это было в 2000 году?

— Да.

Как вы с Флорой добрались до фермы Чепмена?

— Я поехал на машине, слава Богу, — горячо добавил Генри, — потому что тогда у меня была машина, и я смог уехать. Большинство других людей приехали на микроавтобусе, и им пришлось ждать, пока микроавтобус отвезет их обратно. Я был чертовски рад, что взял машину.

— И что произошло, когда вы туда попали?

— Ээээ… Ну, надо было сдать все вещи, и тебе выдали эти спортивные костюмы, и после того, как мы переоделись, нас всех заставили сесть в этот сарай, или что-то вроде того, и мы с Флорой смотрели друг на друга, и мы, типа, смеялись. Мы думали: “Какого хрена мы сюда приперлись?”

— Что произошло потом?

— Потом мы пошли на большую