Поездка по трассе М1 проходила без происшествий, поэтому отвлечься от неудовлетворительных размышлений ей не удалось. Однако на подъезде к станции техобслуживания Ньюпорт-Пагнелл, где она планировала остановиться, чтобы выпить кофе, раздался звонок Илсы. В лендровере не было блютуза, поэтому Робин подождала, пока она окажется в старбаксе, и только после этого перезвонила Илсе.

— Привет, — сказала она, стараясь казаться веселее, чем чувствовала себя, — что случилось?

— Ничего, правда, — сказала Илса. — Просто интересно, говорил ли тебе Корм что-нибудь.

— О Бижу? — спросила Робин, которой не составило труда притвориться, что она не понимает, о чем говорит Илса. — Кроме того, что он обвинил меня в том, что я разговариваю с тобой за его спиной, нет.

— О Боже, — простонала Илса. — Прости. Я только пыталась предупредить его…

— Я знаю, — вздохнула Робин, — но ты же знаешь, какой он.

— Ник говорит, что я должна извиниться, и это, надо сказать, чертовски приятно — солидарность со стороны мужа. Хотела бы я посмотреть на лицо Ника, если бы Бижу нарочно залетела. Я не думаю, что ты знаешь…

— Илса, — сказала Робин, перебивая подругу, — если ты собираешься спросить меня, расспрашивала ли я Страйка о его привычках в области контрацепции…

— Ты понимаешь, что она сказала мне — и еще пяти людям, которые, кстати, были в пределах слышимости, — что во время романа с женатым королевским адвокатом она взяла использованный презерватив из мусорного ведра и вставила его в себя?

— Господи, — сказала Робин, ошеломленная и очень жалея, что ей сообщили эту информацию, — ну, я… Я полагаю, это проблема Страйка, не так ли?

— Я пыталась быть хорошей подругой, — сказала Илса с досадой. — Каким бы придурком он ни был, я не хочу, чтобы он платил алименты чертовой Бижу Уоткинс в течение следующих восемнадцати лет. Она будет кошмарной матерью, почти такой же плохой, как Шарлотта Кэмпбелл.

К тому времени, когда Робин вернулась в лендровер, она чувствовала себя еще более несчастной, чем прежде, и ей потребовалось значительное усилие воли, чтобы переключить свое внимание на работу.

Без пяти двенадцать она подъехала к дому Шейлы Кеннетт. Заперев лендровер, Робин задумалась, как, учитывая слова Кевина Пирбрайта о том, что члены церкви вкладывают все свои деньги в ВГЦ, Шейла смогла позволить себе даже этот небольшой дом, пусть и обшарпанный на вид.

Когда она позвонила в дверь, то услышала шаги, скорость которых удивила ее, учитывая, что в Шейле Кеннетт было восемьдесят пять лет.

Дверь открыла миниатюрная пожилая женщина с редеющими седыми волосами, собранными в пучок. Ее темные глаза, на обеих радужках которых виднелась заметная сенильная дуга, были невероятно увеличены парой мощных бифокальных очков. Слегка сгорбленная, Шейла была одета в свободное красное платье, темно-синие тапочки, у нее был слуховой аппарат огромного размера, потускневшее золотое обручальное кольцо и серебряный крестик на шее.

— Привет, — сказала Робин, улыбаясь ей. — Мы говорили по телефону. Я Робин Эллакотт…

— Частный детектив, не так ли? — сказала Шейла своим слегка надтреснутым голосом.

— Да, — сказала Робин, протягивая водительское удостоверение. — Это я.

Шейла несколько секунд смотрела на права, затем сказала:

— Все в порядке, заходи, — и отошла в сторону, чтобы Робин могла пройти в холл, застеленный темно-коричневым ковром. В доме пахло затхлостью.

— Проходи туда, — сказала Шейла, указывая Робин на переднюю комнату. — Хочешь чаю?

— Спасибо, чем я могу помочь? — спросила Робин, глядя, как хрупкая Шейла удаляется в сторону кухни. Шейла ничего не ответила. Робин надеялась, что слуховой аппарат был включен.

Облупившиеся обои и скудная, обшарпанная мебель говорили о бедности. Зеленый диван стоял под прямым углом к выцветшему клетчатому креслу с такой же подставкой для ног. Телевизор был старый, под ним стоял такой же древний видеопроигрыватель, а в шатком книжном шкафу хранилось множество крупношрифтовых романов. Единственная фотография в комнате стояла на вершине книжного шкафа, на ней была изображена свадьба 1960-х годов. Шейла и ее муж Брайан, имя которого Робин знала из переписи населения, стояли у здания ЗАГСа. У Шейлы, которая в молодости была очень красивой, были темные волосы, уложенные в виде улья, а ее свадебное платье с юбкой опускалось чуть ниже колен. Трогательность фотографии придавало то, что слегка чудаковатый Брайан сиял, словно не веря своей удаче.

Что-то задело лодыжку Робин: серый кот только что вошел в комнату и теперь смотрел на нее своими ясными зелеными глазами. Когда Робин нагнулась, чтобы почесать его за ушами, раздался звонкий звук, возвестивший о появлении Шейлы, которая держала в руках старый жестяной поднос, на котором стояли две кружки, кувшин и тарелка с тем, что Робин опознала как ломтики торта мистер Киплинг-Бейквелл тарт.

— Позвольте мне, — сказала Робин, так как часть горячей жидкости уже пролилась. Шейла позволила Робин взять поднос из ее рук и поставить его на маленький кофейный столик. Шейла взяла свою кружку, поставила ее на подлокотник клетчатого кресла, села, положила свои маленькие ножки на табуретку и сказала, глядя на поднос с чаем,

— Я забыла сахар. Я пойду…

Она снова начала с трудом подниматься со стула.

— Ничего страшного, мне не нужно, — поспешно сказала Робин. — Если только вы хотите?

Шейла покачала головой и расслабленно откинулась в кресле. Когда Робин села на диван, кот запрыгнул рядом с ней и стал тереться об нее, мурлыча.

— Он не мой, — сказала Шейла, наблюдая за выходками кота. — Он соседский, но ему здесь нравится.

— Ясно, — улыбнулась Робин, проводя рукой по выгнутой спине кота. — Как его зовут?

— Смоки, — сказала Шейла, поднося кружку к рту. — Ему здесь нравится, — повторила она.

— Вы не возражаете, если я буду делать записи? — спросила Робин.

— Записи? Пожалуйста, — сказала Шейла Кеннетт. Пока Робин доставала ручку, Шейла издала звук поцелуя в сторону кота Смоки, но он не обратил на нее внимания и продолжал тереться головой о Робин. — Неблагодарный, — сказала Шейла. — Я вчера дала ему консервированного лосося.

Робин снова улыбнулась и открыла свой блокнот.

— Итак, миссис Кеннетт…

— Можешь звать меня Шейла. Зачем ты сделала это со своими волосами?

— О — это? — смущенно сказала Робин, поднимая руку к голубым краям своей прически. — Я просто экспериментирую.

— Панк-рок, да? — сказала Шейла.

Решив не говорить Шейле, что она устарела примерно на сорок лет, Робин сказала:

— Немного.

— Ты красивая девушка. Тебе не нужны синие волосы.

— Я подумываю о том, чтобы изменить их, — сказала Робин. Итак… могу я спросить, когда вы с мужем переехали жить на ферму Чепмен?

— Тогда ферма называлась не Чепмен, — сказала старушка. — Это была ферма Форгеман. Мы с