Эдгар опустил руку, в которой держал письмо. «Ему известно мое имя», — подумал он и взглянул на Кхин Мио.

– Вы тоже едете?

– Скоро я расскажу еще кое-что, — ответила она.

На следующее утро они поднялись до рассвета и погрузились на повозку с паломниками, отправляющимися к пагоде Махамуни, расположенной на южной окраине Мандалая. Паломники глазели на него и весело болтали друг с другом. Кхин Мио наклонилась ближе к Эдгару:

– Они говорят, им приятно, что среди британцев тоже есть буддисты.

Над Шанскими холмами медленно двигались темные тучи. Повозка, подпрыгивая на ухабах, ползла по дороге. Эдгар прижимал к груди свой портфель. По предложению Кхин Мио он оставил большую часть своих вещей в Мандалае, взяв с собой только смену одежды и важные документы, а также инструменты для работы. Теперь он слышал легкий звон металлических инструментов, когда колесо попадало в выбоину. У пагоды Махамуни они сошли, и Кхин Мио повела его по маленькой тропинке к стоящему поодаль юноше. Он был одет в свободные голубые штаны и такого же цвета рубаху, на талии была повязана клетчатая куртка. Эдгар много читал о том, что мужчины-шаны, точно так же как и бирманцы, носят длинные волосы. У молодого человека они были убраны под цветной тюрбан — нечто среднее между бирманским гаунг-баунг и таким, какие носили сикхские солдаты. Юноша держал за уздечки двух небольших пони.

– Мингала ба, — сказал он, слегка поклонившись. — Здравствуйте, мистер Дрейк.

Кхин Мио улыбнулась ему.

– Мистер Дрейк, это Нок Лек, он будет сопровождать нас до Маэ Луин. Его имя означает «Маленькая птичка». — Она помолчала, потом добавила: — Но это не должно вводить вас в заблуждение. Он — один из лучших солдат Энтони Кэррола.

Эдгар посмотрел на юношу. На вид ему едва можно было дать пятнадцать лет.

– Ты говоришь по-английски? — спросил он.

– Немного, — ответил Нок Лек с горделивой улыбкой и потянулся к их вещам.

– Ты слишком скромничаешь, — сказала Кхин Мио. — Ты очень быстро учишься.

Нок Лек начал закреплять вещи на седлах.

– Я надеюсь, вы умеете ездить верхом, мистер Дрейк, — сказал он, когда закончил. — Это шанские пони. Они меньше, чем английские лошади, но очень хороши для горных дорог.

– Я буду держаться изо всех сил, — сказал Эдгар.

– Ма Кхин Мио поедет со мной, — сказал Нок Лек. Он положил обе руки на спину пони и легко вспрыгнул в седло. Затем скользнул босыми ногами в веревочные стремена, уцепившись за них пальцами ног. Мышцы на его икрах были похожи на перекрученные канаты. Эдгар нервно поглядел на своего пони с английскими металлическими стременами. Кхин Мио взобралась в седло позади Нок Лека и села боком, свесив обе ноги в одну сторону. Эдгара поразило, как небольшое животное может идти с таким грузом. Он уселся на своего пони. Не говоря больше ни слова, они направились на восток.

По небу разливалось рассветное сияние. Эдгар надеялся увидеть восход, чтобы отметить начало последнего этапа пути, на который он уже почти не рассчитывал. Но солнце было скрыто облаками и освещало землю постепенно. Кхин Мио, которая ехала впереди него, раскрыла небольшой солнечный зонтик.

Они двигались на восток, идя уже несколько часов неспешным шагом, по дороге мимо рисовых полей и пустых амбаров. На их пути им встречались путники, направлявшиеся в город, — мужчины, ведущие волов на ярмарку, женщины с тяжелыми грузами на головах. Вскоре толпа поредела и Эдгар со своими провожатыми остались на дороге одни. Они пересекли небольшой ручей и, повернув на юг, вышли на маленькую пыльную дорогу, которая пролегла между двух обширных рисовых полей, стоявших под паром.

Нок Лек обернулся назад.

– Мистер Дрейк, теперь нам нужно ехать быстрее: до Маэ Луин не один день пути, а дороги здесь хорошие, не то что в Шанских княжествах.

Эдгар кивнул и крепче вцепился в поводья. Нок Лек свистнул на своего пони, и тот припустил рысцой. Эдгар ударил своего в бока. Никакой реакции. Он ударил сильнее. Пони встал и не трогался с места. Нок Лек и Кхин Мио удалялись все больше. Эдгар прикрыл глаза и глубоко вдохнул, потом свистнул.

Они скакали на юг по узкой дороге, двигаясь параллельно холмам Шанского нагорья с одной стороны и Иравади — с другой. Эдгар держал поводья в одной руке, другой — он придерживал шляпу. Он вдруг обнаружил, что весело смеется, увлеченный скоростью. На охоте они ехали на пони шагом, и он старался вспомнить, когда же последний раз скакал верхом с такой скоростью. Должно быть, это было лет двадцать назад, когда они с Кэтрин проводили праздники у ее кузена, владевшего маленькой фермой. Сейчас он уже почти забыл ощущение восторга, от которого стучало в ушах.

Ближе к полудню путешественники остановились на постоялом дворе для паломников, и Нок Лек купил еды в ближайшем домике — карри и рис с приправами и салат из порубленных чайных листьев, завернутых в листья банана. Пока они ели, Нок Лек и Кхин Мио о чем-то разговаривали по-бирмански, быстро проговаривая слова. Кхин Мио извинилась перед Эдгаром за то, что они говорят не по-английски:

– Нам нужно многое обсудить. И я думаю, что наш разговор не будет вам очень интересен.

– Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказал Эдгар, он был вполне доволен местом в тени, где они устроились, откуда ему были видны чернеющие рисовые поля. Он знал, что крестьяне сжигают их перед наступлением дождливого сезона, но было сложно убедить себя в том, что это не работа солнца — так нещадно оно палило. Сожженные поля тянулись на многие мили: от реки до резко поднимающихся склонов Шанского нагорья. «Похоже на крепостные стены, — подумалось ему, когда он глядел на горы. — А может быть, они спадают вниз, как скатерть с края стола, которая на полу образует маленькие холмы и долины». Его глаза искали дорогу, которая бы «прорезала» эту стену, но не находили ничего.

Немного передохнув после обеда, они снова сели на своих пони и ехали весь день и затем еще вечер. Остановясь в какой-то деревушке, Нок Лек постучался в дверь маленькой хижины. Из нее вышел обнаженный по пояс мужчина, и Нок Лек несколько минут разговаривал с ним о чем-то. Мужчина провел их вокруг хижины, за которой находилось еще одно совсем маленькое строение. Там они привязали своих пони, расстелили на бамбуковом полу циновки и развесили москитные сетки. Эдгар положил свою циновку так, чтобы его ноги были у двери — этакая предупредительная мера против любых существ, которые могли забрести сюда ночью. Нок Лек тут же схватил циновку и перевернул ее. Дело в том, что вход в эту хибарку находился с южной стороны.

— Никогда не ложитесь головой на север, — резко проговорил он. — Это очень плохо. Так мы хороним своих мертвых.

Эдгар улегся рядом с юношей. Кхин Мио отправилась принять ванну и позже тихонько пробралась в дверь. Она подняла свою москитную сетку и залезла под нее. Ее циновка лежала в считанных дюймах от Эдгара, и он, притворившись спящим, наблюдал, как она устраивается на ночлег рядом с ним. Вскоре Кхин Мио улеглась, и очень быстро ее дыхание изменило ритм. Во сне она повернулась, так что ее лицо оказалось совсем рядом с его. Через тонкий хлопок двух москитных сеток он ощущал ее дыхание, мягкое и теплое, которое было бы неуловимым, если бы не тишина и жара.