первый раз в истории человечества. И мы выжили, быть может, только потому, что гуманистическая культура позволяла сохранять устойчивость человеческого бытия. Сегодня слова «искусственный интеллект» пишут с заглавных букв. Пора признать за культурой такое же право.

Декабрь 2020

Прихлебатель жизни

Не только агентам зарубежных спецслужб было бы интересно узнать, о чем конкретно четыре с половиной часа говорил Александр Григорьевич Лукашенко с одиннадцатью представителями оппозиции, как известно, не признающей результаты недавних президентских выборов. Сам факт обсуждения будущей конституционной реформы между президентом Белоруссии и людьми, которых взяли под стражу по разным составам уголовных преступлений, в форме «круглого стола» в СИЗО КГБ в Минске настолько необычен, что его не смог бы сочинить ни один профессиональный прозаик или драматург. Со времен бесед Николая I с декабристами после Сенатской площади не припомню подобной коллизии.

Впрочем, любые исторические параллели всегда хромают. На занятиях по марксистско-ленинской философии нас уверяли, что реальность богаче вымысла. С этим можно и поспорить, но, обращаясь к недавней встрече в минском СИЗО, спорить не хочется. Все-таки не случайно Гёте записал однажды: искусство – «прихлебатель жизни». Уверен, что пройдет немного времени, и нынешние политические события найдут воплощение в литературных произведениях, фильмах и спектаклях. В самых разных видах и жанрах искусства воплотятся сюжеты, появление которых в художественных формах еще недавно казалось невозможным. Но путь такого искусства всегда непрост.

Помню, какое напряжение царило в зале Московского ТЮЗа весенним вечером 1990 года, когда шла презентация спектакля Королевского Шекспировского театра «Московское золото» по пьесе Ховарда Брентона и Тарика Али. Именитая публика во главе с Николаем Губенко, который был в ту пору министром культуры СССР и помог привезти в Москву британских артистов, с удивлением воспринимала мюзик-холльные дуэты Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны Горбачевых, равно как и диалоги первого и последнего президента СССР с будущим президентом России Борисом Николаевичем Ельциным. О живых лидерах СССР до этого никто не рассказывал таким языком. Он был настолько непривычным, что спектакль решили не привозить, чтобы, не дай бог, не обидеть советских прототипов английской пьесы. Он вступал в противоречие с отечественным художественным опытом, в котором действующие лидеры государства могли быть героями эпоса, театрального или кинематографического, но не комедии с элементами мюзикла.

Художественные произведения, рассказывающие о современниках, которые не собираются отправляться в мир иной, всегда вызывают много вопросов. И первый из них: «А что, при жизни разве можно?» Две последние московские премьеры – «Горбачев» в Театре Наций и «Все тут» в «Школе современной пьесы» – дают однозначно утвердительный ответ на этот вопрос. Можно и нужно.

По-разному сочиненные Алвисом Херманисом («Горбачев») и Дмитрием Крымовым («Все тут»), они объединены пронзительным и горьким чувством любви. Ее всепоглощающей силой и неизбежным трагизмом: ведь кому-то приходится уходить первым. Это ведь редкое, сказочное счастье – умереть в один день с любимым человеком. Кажется, что Чулпан Хаматова и Евгений Миронов в «Горбачеве» наслаждаются игрой в театр, своим профессиональным совершенством, которому подвластно все. И это наслаждение творчеством передается зрителям, которые радуются каждой «шутке, свойственной театру».

А. Херманис выстраивает сценическое пространство как закулисье, совмещая гримерные столы и вешалки для костюмов, которые меняют его актеры по ходу спектакля, с реальной мебелью. Но открытый театральный ход парадоксально подводит актеров к предельной искренности, к внутреннему перевоплощению, которые поглощают демонстративные поиски характерности, портретность изображения героев. Судьба двух любящих, неразрывно связанных друг с другом людей оказывается важнее и выше любой политики. Их любовь всеобъемлюща и самодостаточна. Сила ли, слабость ли в этом исторических героев спектакля, не мне судить. Как у Данте: «Любовь, что движет солнце и светила…»

Спектакли А. Херманиса и Д. Крымова парадоксально объединены общим пространством. Чулпан Хаматова и Евгений Миронов играют Михаила Сергеевича и Раису Максимовну Горбачевых на сцене бывшего филиала Московского художественного театра, где Дмитрий Крымов – автор и главный герой спектакля «Все тут» – в 1973 году увидел поразившую его постановку пьесы Торнтона Уайлдера «Наш городок». Его воспоминание об этом спектакле Алана Шнайдера, привезенном вашингтонским театром «Арена Стейдж» в Москву, стало основой для панорамного полотна, которое вместило «всех-всех». Ему, как и Торнтону Уайлдеру, было важно рассказать не только о великих деятелях театра, какими были его родители, Анатолий Эфрос и Наталья Крымова, какими стали Александр Калягин или Алексей Бородин, но обо всех, кто вошел в его жизнь и оставил в ней свой неизгладимый след.

Он сочиняет свой спектакль с предельной свободой художника, который знает, что комическое и трагическое накрепко переплетены в человеческом бытии, что нет запретов на клоунаду и фарс в хрупкой ткани лирического повествования, что одну и ту же фабулу можно воплотить в самых разных сюжетах. Кому-то может показаться, что история, им рассказанная, интересна лишь тем, кто лично знал ее героев, кто может обрадоваться узнаванию Нонны Скегиной, преданного хронографа жизни семьи Эфроса – Крымовой, в виртуозном исполнении Марии Смольниковой. Но это не так. Д. Крымов вместе с замечательными артистами, среди которых солируют А. Феклистов и А. Овчинников, сочиняет спектакль о великой силе искусства, способного, оттолкнувшись от подробностей повседневности, создавать новую реальность, открывающую волшебную безбрежность бытия. И подступают слезы, рожденные свободным вымыслом художника. И тут уж невозможно понять, кто у кого «прихлебатель» – искусство у жизни или жизнь у искусства. Да и кому в этот момент нужно такое знание!

Октябрь 2020

Мед из горьких трав

Кажется, что слова бессильны. И бессмысленны. Когда в Азербайджане, Армении, Нагорном Карабахе гибнут люди под бомбежками, артиллерийскими обстрелами, пулеметными очередями. Гибнут при прямых столкновениях пехоты. Кажется, что слова опасны. И ты начинаешь думать, в какой последовательности поставил названия государств и народов, участвующих в этой войне, которую уже невозможно назвать военным столкновением. Алфавитный порядок кажется безопасным, но сам факт того, что непризнанное государственное образование – Нагорный Карабах – ставишь в ряд легитимных государств, членов ООН, может вызвать у кого-то приступ негодования.

Можно и нужно ли приравнивать перо к штыку, когда гибнут молодые люди, с родителями или бабушками и дедушками которых ты знаком почти полвека? Молодые люди – азербайджанцы и армяне, чьи предки жили бок о бок, ходили по одним и тем же улицам в Баку, Ереване, Тбилиси или Шуше, свободно разговаривали на двух, а то и трех-четырех языках, включая русский или грузинский. И у каждого – своя правда. Когда формула «мир за землю» не кажется безупречной. Ведь мир выглядит мечтой, а политая кровью земля – реальна.

«Серж, мы же с тобой на