Повинуясь интуиции, Надя поднялась с пола и бросилась на кровать. Сжалась в комок, прикрыла глаза. Отчего-то она решила, что маньяк скоро пожалует сюда. Однако похитителя все не было и не было. Устав лежать в одной позе, Надя повернулась на спину и прикрыла глаза рукой.

И тут наконец задребезжали ключи и запоры. Проскрипела дверь. Откуда-то подуло сыроватым ветром. Дверь захлопнулась. Рядом с кроватью прошелестели шаги.

Надя подавила искушение отнять от глаз руку и поглядеть на убийцу. Почему-то ей казалось безопасней притвориться спящей. Все ее тело напряглось в ожидании чего-то ужасного и непоправимого.

Однако в каземате прозвучали односложные слова:

– Есть. Пить. Мыться.

Каждое из слов сопровождалось коротким стуком или звяканьем о табурет.

Затем он наклонился к ней. Прямо к ее лицу. Надя ощутила сильный запах его одеколона и, на своем лице, его несвежее дыхание, словно у крокодила. Девушка вся сжалась, по-прежнему не отводя руки от глаз. Затем зловонное дыхание отодвинулось от нее, и ставший уже хорошо знакомым голос однотонно произнес:

– Делаешь вид, что спишь. Значит, боишься. Хорошо. Правильно боишься.

Потом шаги прошелестели прочь, и загремели запоры. Захлопнулась снаружи дверь. И только тогда Надя отвела ладонь от глаз и увидела, что на табурете появилась миска, исходящая паром, и литровая бутылка минеральной воды, а также пятилитровый баллон, заполненный водой иного сорта – сероватой, мутной.

Надя вскочила с кровати и заглянула в миску. Она была почти до краев заполнена жидкой гречневой кашей. В каше плавал, оплывая, кусок масла. Девушка схватила бутылку, отвинтила пробку и припала к горлышку. В один присест она выпила едва ли не половину и заставила себя остановиться. «Судя по всему, здесь принято одноразовое питание, – подумала она, – надо беречь и воду, и силы». Затем она принялась за кашу – похититель не забыл принести алюминиевую ложку, и за эту малость Надя испытала к нему нечто вроде благодарности. Никогда еще гречка, да вдобавок не перебранная, без души сваренная, не казалась ей столь вкусной. Надежда даже сама не заметила, как уплела целый котелок.

И в этот момент над потолком взрычал мотор автомобиля. Затем заскрипели шины по гравию, распахнулись и захлопнулись ворота. Он куда-то уехал. Наверное, Надя осталась одна здесь – если не считать молчащей женщины за стеной.

Если у похитителя, конечно, нет сообщников.

И вода, и каша придали ей силы. Настроение резко поднялось. Она пока еще жива. Жива и невредима. Теперь еще хорошо бы помыться…

И вдруг Надя заметила, что в углу комнаты, противоположном двери, под самым потолком находится какой-то предмет. Туда практически не доставал свет слабенькой лампочки, и объект таился в тени.

Девушка быстро освободила табуретку от миски с ложкой, бутылки, баллона и подтащила ее в тот угол. Встала на нее. Потолки в камере оказались высокими, и Надежда, даже вытянув руку, не смогла достать до устройства. Однако вблизи она разглядела, что это видеокамера скрытого наблюдения.

«Значит, этот подонок следит за мной. И видит все, что я делаю. Вот сволочь!.. Где у него пункт наблюдения? Наверное, здесь. Вряд ли он берет мониторы с собой в фургон. Значит, сейчас он меня не видит…»

В голове Нади стал брезжить смутный план. Она спустилась и сделала несколько кругов по своей камере: от двери в угол и назад. Постепенно план приобрел более стройные очертания.

В далеком детстве, когда они с мамой еще жили в Ленинграде, Надя спала примерно на такой же кровати. На ней и мамочка тоже спала, когда была маленькой. Кровать была старой, панцирной, металлической. Главврач Аркадий Семенович, мамин (как она сейчас понимала) любовник и завзятый рыболов, сделал для нее импровизированную переднюю стенку из рыболовецкой сети, чтобы Надя по ночам с постели не сваливалась.

А потом, когда чуть подросла, сколько она на ней играла! И прыгала как сумасшедшая на звенящих пружинах. И отвинчивала от спинок блестящие шарики. Катала их с грохотом по полу – а еще они были у Нади драгоценными камнями. Алмазами. И ими можно было играть в магазин. Куклам за них покупать наряды. А мама Надюшку ругала за то, что она «кровать мучает».

Потом ту кровать сослали на дачу в Борисову Гриву. А когда они с мамой обменяли питерское жилье на Москву, забирать ее, конечно, не стали. Так она на проданной даче и сгинула. Два года назад Надя в приступе ностальгии приехала в Борисову Гриву (она была в Питере на конференции библиотекарей) и зашла на свою дачу. Их старый дом осел на один бок. Новые хозяева строили большой, каменный. Разумеется, не они сами, а бригада приезжих. И вот панцирную сетку от Надиной старой кровати они использовали в качестве сита, чтобы песок сквозь нее просеивать…

Ностальгические воспоминания пронеслись в душе девушки за несколько секунд. Хорошо, что они приходили. Они почему-то внушали оптимизм: жизнь не кончена! – и заставляли Надю действовать.

Итак, конструкцию кровати, которую для Нади выбрал похититель, она знала как свои пять пальцев.

Надя переложила свалявшийся матрасик на табуретку. Она прекрасно помнила, как кровать разбирается. В железном каркасе сетки есть по два отверстия с каждой стороны. Они надеваются на железные шпеньки, торчащие из спинок. Надя схватилась за сетку у изголовья, дернула ее вверх. Она даже не ожидала, что передняя спинка отсоединится настолько легко и быстро. И свалится с грохотом на пол: дзынь!

Наверно, на кровати давно никто не спал, и ее собрали только что, перед Надиным появлением в заточении.

«Теперь займемся спинкой». Надя взялась откручивать железные шарики наверху. Сколько раз она делала это в детстве! И потому знала, что они являются не только декоративным элементом, но и скрепляют каркас спинки.

С этой кроватью, видно, никакие дети сроду не играли. Шарики на спинке проржавели и не поддавались. Надя промучилась с одним – не получилось. Взялась за другой. Никакого толку.

Тогда ее взгляд упал на набитый ватой матрасик, который она бросила на табуретку. Он был такой старый и полуистлевший, что наверняка в нем имелись дырочки.

И в самом деле: когда она просмотрела его весь, увидела с одного краю пару отверстий в ткани. Из них торчала серая вата. Засунув в дырки ногти, а потом и пальцы, девушка рванула матрацную обивку. Она с треском подалась. Из дыры взметнулась пыль, полезли клоки ваты. Надя аккуратно вырвала довольно большой кусок полосатой материи.

И, вооружившись тряпкой, снова принялась за набалдашники на спинке. Поднатужилась изо всех сил, и… шарик подался. Надя открутила его. «Отлично!» Теперь она держала в кулаке граммов сто компактного железа. В советские времена металла на товары для народа не жалели.

Шарик мог стать отличным метательным орудием. Или, если его зажать в кулаке, – подобием кастета. Вот только хватит ли у Нади пороху применить это оружие в нешутейной схватке против здорового мужчины?