– Гутен морген, герр офицер. Айн проблем, я?

– Шпрехен зи дойч? – не поверил своим ушам немецкий офицер.

– Их бин студенте ан дер дойче слобода, – скромно кивнул наш деревенский увалень.

– Айн гутер педагоге?

– О, я, я! Шпицрутены – зер гут педагог!

Все солдаты понимающие почесались.

Пользуясь моментом, я тихо скользнул в избушку будить наших. От избытка чувств на тот момент у меня это просто идеально получилось.

– Тревога-а! Не-эмцы!! Всем подъё-ом!!!

Гражданин Груздев вскочил на четвереньки, как перепуганный кот, сверху на него обрушилась Яга с помелом наперевес, и, не закрой я дверь собою, она бы так и пошла на дьяке в атаку – седая валькирия с бородавкой на носу и её верный породистый жеребец! Ура-а-а, гони метлой псов-рыцарей с нашей святой земли! Тьфу, вот бывают же такие фантазии.

Пришлось быстро прояснить сложившуюся ситуацию. К моему изумлению, серьёзностью проблемы почему-то не проникся никто. Более того, меня чуть ли не в открытую назвали паникёром.

Филимон Митрофанович высокомерно заявил, что все бумаги у нас в порядке, так что он не токмо царю, он ещё и всей боярской думе на полицейский произвол пожалуется, чтоб тому королю Вильгельму ноту оскорбительную в полверсты написали и контрибуцию стребовали.

Моя домохозяйка хлебнула остывшего чаю, для успокоения добавив в чашку стопку спирту, выпила, зажмурилась и преспокойно заявила, что она и не такие армии одной левой разгоняла, пушкам их же ядра забивала в такое место, что, не покраснев, не представишь, а саму ихнюю Германию вместях с Австрией – так на помеле вертела…

В общем, я вдруг понял, что единственное вменяемое лицо, способное сейчас вести с немцами конструктивный диалог на дипломатическом уровне, это наш Митя Лобов. Собственно, он и постучал в дверь почти в ту же минуту.

– Докладываю, Никита Иванович, батюшка сыскной воевода, отец родной, кормилец и поилец…

– Не тяни, что там? Как переговоры?

– Всё распрекраснейше! Я их выслушал, они меня. Руки пожали, договорились, что зазря они стрелять не станут.

– Отлично!

– Тока ежели мы не подчинимся…

– В смысле?

– Офицер ихний нижайше просит вашу милость со всей нашей избушкою пожаловать в чудесный город Фрайбург, где нас ждёт скорый суд и смерть безвременная через казнь ужасную. А потому как жутко виноватые мы!

Мы все трое вытаращились на нашего заигравшегося увальня.

– Слух у них прошёл, бумагами всяческими подкреплённый, что, дескать, ищем мы принца Йохана и по факту можем быть как есть его соучастники. А он, гад, иначе и не скажешь, таких дел в том Фрайбурге наворотил… И суд, и армию, и пасторов, и бюргеров, и последних крестьян супротив себя настроил. От казнят нас всех за милую душу. Ну и зер гут, как говорится.

Мы смотрели на Митю. Он на нас. Возможно, мы его просто не так поняли.

– А чёй-то вы молчите все? Сожгут нас вместе с избушкою или не верите?! Так давайте биться об великий заклад! Коли не сожгут, вы все мне по подзатыльнику отвесите, а коли сожгут – так я вам. По рукам, что ль?

– По мозгам, – попросил я, и бабка тут же добавила нашему болтуну помелом по башке.

Меж тем снаружи раздались предупредительные холостые выстрелы из пушек и грозная команда на лающем немецком. Избушка каким-то седьмым чувством всё поняла без перевода, вздрогнула, как бы прищёлкнула каблуками-шпорами и под «айн-цвай-драй» замаршировала по просёлочной дороге. Как я понимаю, она сделала свой выбор и в дальнейшем нас слушать не собиралась. В первый раз за ней такое замечаю.

– Ты как хошь, аспид участковый, – привычно сдерзил дьяк, доставая из-за пазухи ещё одну походную чернильницу, пук перьев и свёрнутые в трубочку листы желтоватой бумаги. – Чую я, грамотку пора на родину писать, дескать, забижают тут нашу милицию. Кстати, заодно сам и отнесу, глядишь, обернусь пешком за месяц-другой. Они ж вас небось быстро не сожгут? Немцы-то народ основательный, пока суд да дело, да свидетели, да адвокаты европейские, прения всякие, упряжные-присяжные, – поди, тока к Рождеству и управятся. А тут и я с войском подоспею!

Митя, почёсывая маковку, выразительно уставился на нас с Ягой. Бабка пожала плечами, поморщилась и треснула по голове Филимона Митрофановича. Всё справедливо, если уж давать по мозгам, то всем, кто заслужил.

– А пойдём-ка теперь, соколик, чаю выпьем?

– С плюшками?

– С ватрушками, – согласилась моя добрая домохозяйка. – Посидим, покумекаем, как нашему горю помочь. Глядишь, чего и удумаем. Одна голова хорошо, а две лучше.

– Три, – напомнил о себе наш младший сотрудник. – Я тоже думать умею!

– Две, – подтвердили мы с бабкой.

Пока дьяк, присев на край сундука, что-то старательно строчил на бумаге, высунув от усердия язык и пачкая чернилами пальцы, я с Митей передвинул стол поближе к распахнутому окну.

Погода в Германии стояла замечательная, природа чиста и невинна, везде цветущие сады, поля распаханы самым тщательным образом, в перелесках мелькают зайцы и фазаны, а то и тонкорогие олени, как в заповеднике.

На горизонте периодически возникали аккуратные немецкие деревеньки, более похожие на наши города, потому что домики были в массе каменные или кирпичные. С трудом верилось, что эта земля регулярно подвергалась опустошительным войнам пруссов против немцев, австрийцев против баварцев, поляков против чехов, венгров против (или за!) кого угодно и так далее по списку.

И это ещё не считая мелких бытовых братоусобиц крохотных соседских княжеств за какой-нибудь ручеёк, произвольно изменяющий своё течение во время весенних паводков. Хотя кто знает, может быть, история врёт и в этом скучном мире культурные европейцы воевали друг с другом подушками и зубочистками.

– Шамаханцев бы сюда, – неправильно читая мои мысли, протянула Баба-яга, присаживаясь за стол. – Вот ведь странные люди, всё у них хорошо, всё есть, а через каждые пять лет хоть кто-то да на наши границы зарится. По зубам получат, а потом нам же ноты обвинительные шлют, дескать, у них просто манёвры были, а наши мужики сразу драться.

– Да, политика затягивает, начнём обсуждать, так до ночи с головой уйдём, – согласился я. – Думаю, сейчас у нас своих проблем полные штаны. Мы же не собираемся позволить казнить себя в каком-то там Фрайбурге?

– Ежели б не пушки, только бы они нас и видели…

– Нет, просто так взять и сбежать тоже не вариант. Может быть, как-нибудь договориться? В конце концов, в том же Бресте, да и в Польше это вполне прокатывало.

– Ох не знаю, соколик, не знаю. Немцы – народ дотошный, аккуратный да щепетильный, аж противно. С белорусами завсегда по-братски уговориться можно, с поляками выпить да помириться, с чехами и поссориться трудно, а вот с немцем держи ухо востро. Ему палец дай, так он те всю руку по локоть откусит!