Ларсен засмеялся.

– Нет, не Мунк, он бы вряд ли им подошел.

– Так кто тогда?

Ларсен открыл еще одну страницу.

– Миккельсон, – сказал худой мужчина, показав на монитор.

– Миккельсон?

– Угу. Рикард Миккельсон, – кивнул Ларсен. – Член Норвежского Масонского Ордена.

Миа немного оживилась.

– Масоны?

– О да, они обожают пентаграмму. Так хотят предстать в качестве поддержки общества и любителей Иисуса Христа, но хе-хе… м-да, ты смотрела то видео, где гроссмейстеры 33-го уровня одеты в мантии с торчащими наружу половыми органами, все вместе приносят в жертву козу?

– Нет, – сказала Миа, уже не зная, что и думать.

Был ли Ларсен под действием веществ из Непала, или в нем говорил академик?

– Миккельсон – член ордена, – кивнул Ларсен. – Вместе с теми, как бы это сказать, с теми, кто может выползти из политиков и ведущих бизнесменов в стране. Масоны, Миа. Взрослые люди, проводящие ритуалы. Держась за руки. Одеваются в костюмы. Пьют кровь из серебряного кубка. Насколько мы на самом деле наивны? Ты правда думаешь, что те, кто управляют страной, сидят в Стортинге? На правительственных встречах? Брось, Миа, алло?

Ларсен потянулся за бонгом на столе и снова поджег его.

– Себастиан, – серьезно сказала она, пронзив взглядом худого человека, сидящего перед ней.

– Да?

– Сейчас я кое-что тебе покажу. Естественно, это делать запрещено, но я все равно покажу.

– Ну и?

Он выглядел немного взволнованным.

– Мне нужно, чтобы ты сказал, что думаешь, хорошо?

– Да, разумеется.

– Спасибо. За то, что ты мне показал. Я позже все это посмотрю, но сейчас мне нужно от тебя нечто более конкретное, ок?

Миа поднялась, вышла в коридор и принесла папку, которая лежала в ее сумке. Вернувшись в неубранную гостиную, она села на табуретку перед Ларсеном, который был похож на ребенка, в нетерпении ждавшего, что ему сейчас покажут.

– Пентаграмма.

– Да, – кивнул Ларсен.

– Я хочу, чтобы ты сказал, что она означает.

– Хорошо.

Миа открыла папку, заметив, как его глаза широко открылись, когда она положила фотографию Камиллы Грин на стол перед ним.

– Вот дерьмо.

– О чем и речь, – кивнула Миа. – И должна сразу сказать, Себастиан, если я услышу хотя бы один писк – в твоем блоге или в любом другом месте – о том, что ты видел эти фото, то я, я не знаю даже…

– Я понял, – серьезно кивнул Ларсен, и она видела, что он не шутит.

– Я должна кое-что узнать, – снова сказала Миа.

– О чем?

– В этом есть какой-то смысл, так ведь?

– О чем ты? – повторил он.

– Я имею в виду, это же не случайно? Как расставлены эти свечи?

– О, нет-нет, это пентаграмма, да, для тех, кто считает ее важной, это…

Силы вот-вот готовы были покинуть Мию. Она видела, как сегодня Мунк, шатаясь, вышел из переговорной, не в силах даже связать пару слов, и теперь она чувствовала себя почти так же.

– Так что это означает?

– Ты про что?

– Символ? Эти точки?

– Пентаграмма?

– Да, – кивнула Миа.

– Ну, есть стандартное толкование, – сказал Ларсен, и теперь это было очевидно.

Одно дело – теория, но теперь перед ним реальность. Фотография семнадцатилетней обнаженной девушки на постели из перьев, окруженной пятиугольником из свечей, – нет сомнений, что это его потрясло.

– Давай предположим, что я ничего не знаю, – сказала Миа. – Объясни мне.

– Хорошо, – нервно кивнул Ларсен. – У пентаграммы, как ты поняла из названия, пять сторон. И все они что-то символизируют.

– Что же?

– Традиционное объяснение достаточно стандартное. Мне пойти снизу вверх, по часовой стрелке?

У Мии зазвонил телефон. Она достала его из кармана и с трудом разобрала имя на дисплее. Ким Кульсё. Она нажала на красную кнопку и снова спрятала телефон.

– Верхушка – это душа, – сказал Себастиан. – Spirit[15], обычно это называют по-английски, так что мне придется переводить самому, если ты…

– Продолжай, – кивнула Миа.

– А потом идут другие пункты – вода, огонь, земля, воздух.

– Душа, вода, огонь, земля, воздух?

– Да.

– Хорошо, спасибо, Себастиан.

Она забрала фотографию со стола, собираясь убрать ее обратно в папку, но ее остановила худая рука.

– Но это, как бы выразиться, стандартное объяснение. Это каждый ребенок знает.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть более глубокое объяснение.

– Вот как?

Ларсен снова уставился на фото.

– Ее руки, – осторожно сказал он, – то, как они расположены. Это ведь не может быть случайностью?

– Что за более глубокое объяснение? – спросила Миа.

– Рождение, девственница, мама, закон, смерть, – тихо ответил Ларсен, не отрывая взгляд от фотографии.

Миа зевнула. Пора домой.

– И посмотри, как расположены ее руки, – продолжил он.

– Что с ними, по твоему мнению?

– Рождение. И мама, – серьезно кивнул Себастиан.

Миа выудила свой телефон из кармана и набрала номер такси.

– Спасибо, Себастиан.

– Это ведь не может быть случайным?

Миа улыбнулась ему, убрав фотографию в сумку.

– Мне же нельзя оставить ее?

– Нет.

– За спрос не бьют, – подмигнул Ларсен.

Миа встала. Взгляд помутился. Сон. Уже точно пора поспать.

– Рождение и мама, – серьезно кивнул Ларсен. – В таком направлении расположены ее руки.

– Спасибо, Себастиан, – сказала Миа.

Шатаясь, она спустилась по лестнице и, обессиленная, села в такси, ожидавшее ее внизу.

У Мириам Мунк было странное ощущение, будто тело ей неподвластно.

Они продолжили вечер, побывав в нескольких местах. Марион осталась ночевать у бабушки, и, конечно же, очень этому обрадовалась. От Юханнеса Мириам не получила ответа, она попыталась до него дозвониться в надежде, что он примчится и спасет или как-то ответит ей, что все равно есть только они двое, но он не брал трубку, не отвечал на сообщения, и наконец Мириам поняла, что в каком-то смысле их отношения закончились.