Аларис заметил, как напряглась моя рука.

– Что, Элиза? Что случилось? – в его голосе слышалась тревога.

– Ничего… Все хорошо…

Он пристально посмотрел на меня, однако настаивать не стал. Стихли последние такты музыки, танцующие пары поклонились друг другу, а мы все стояли, не разжимая рук.

– Лиззи, тебя ни на минуту нельзя оставить одну. – Вик вырос рядом, точно из-под земли. Он делал вид, что шутит, но я сразу узнала его нервную усмешку: ему было неприятно видеть меня в объятиях другого. – Не волнуйся, больше тебе не придется скучать.

Он стоял, ожидая, пока я подам ему руку. Я едва не застонала. Было почти физически больно отпустить Алариса. Снова. Я стояла между ними двумя, раздираемая на части. Аларис наклонил голову и словно чего-то ждал. Моих слов, какого-то знака? Но я молчала.

– Иди, – тихо произнес Аларис, отнимая свою руку. – Хорошего вечера, Элиза.

Вик буквально оттащил меня прочь, прижав к себе, подвел к столу, налил воды в стакан и протянул мне. А потом сказал вовсе не то, что я думала услышать.

– Будем веселиться, да, Большеглазка? Праздник все-таки, – голос его был неестественно оживленным.

Как раз заиграла быстрая мелодия, и Вик подхватил меня, закружил. И я рассмеялась. Я хохотала как ненормальная, молясь всем светлым богам, чтобы смех не перешел в плач.

Потом, после всего, когда магистры собирали сведения, однокурсники рассказывали, что никогда еще не видели меня такой счастливой и радостной. Я смеялась, шутила, танцевала и дурачилась. Здорово я всех провела… Время от времени я ловила взгляд Алариса, который снова занял место у стены. Кажется, за оставшееся время он не сдвинулся ни на шаг. Просто стоял и смотрел. «Уходи, пожалуйста, уходи, – мысленно умоляла я его. – Я не хочу, чтобы ты на меня смотрел. У меня сердце разорвется от стыда…» Но он остался до конца.

Постепенно праздник стихал. Преподаватели гасили огненные шары, висевшие под потолком. Студенты расходились, разгоряченные балом. С улицы доносились их громкие голоса и смех.

– Я провожу тебя, – сказал Вик.

Мне почему-то не хотелось, чтобы он меня провожал.

– Да не нужно. Я с ребятами дойду из нашего корпуса. А то потом как ты к себе доберешься?

– Ничего, найду попутчиков! – буркнул он, и улыбка на мгновение превратилась в усмешку.

Перед выходом он закутал меня в мантию.

– Не хочу, чтобы моя девушка простудилась.

Всю дорогу держал меня за руку, сжимая все крепче.

Добрались до корпуса вместе с толпой студентов. В холле все еще разок обнялись: расставаться никому не хотелось. Но постепенно, группами и поодиночке, водники разбрелись по этажам.

– Я провожу до комнаты, – сказал Вик.

– Не надо…

– Почему, Лиззи? Я ведь всегда провожаю.

Что я могла на это ответить? Действительно, он всегда доводил меня до комнаты и лишь тогда прощался.

Я открыла дверь, собираясь юркнуть внутрь, но Вик зашел следом.

– Вик! Я устала, я спать хочу! – возмутилась я.

– Я на секунду, – сказал он, и я не могла понять тона его голоса – он сделался тусклый, безжизненный. – Поцелую тебя на ночь.

Поцелую на ночь… Только не это. Уже несколько дней мне удавалось избегать поцелуев, но теперь, похоже, не отвертеться. Я устала, перенервничала и совершенно не была готова к серьезному разговору. Подставила губы, надеясь, что Вик просто чмокнет меня, как обычно это делал, прощаясь.

Но Вик взял меня за плечи, придавил к стене, а поцелуй, от которого было не спрятаться, не защититься, вышел жарким и требовательным. Когда он наконец отстранился, губы саднило. Я несколько раз быстро вдохнула: так сильно он прижал меня.

– Вик, – сказала я почти жалобно, – прошу, иди домой. Я ужасно устала.

– Сейчас… Сейчас уйду. Только скажи, что любишь меня.

Сказать, что я его люблю. Всего-то. Никто не узнает, а стыдно мне будет только перед собой. Я получу отсрочку, соберусь с силами, а завтра все ему расскажу.

Аларис не узнает об этом маленьком предательстве. Да это и не предательство даже. Вик сегодня и так натерпелся, это ложь во благо. Давай, Элиза, скажи ему то, что он хочет услышать!

«Сейчас поднимемся вместе на счет „три“. Как в танце, да?» – услышала я голос в своей голове. Аларис произнес это, закрывая меня собой. Как в танце… Он тоже все помнил. И наш вальс, и наш поцелуй. Это первое, что пришло ему в голову в тот отчаянный момент, значит, он никогда не забывал…

– Нет, – прошептала я.

Вик, кажется, не расслышал – или не поверил. Он смял меня в своих объятиях, отыскивая мои губы. Но теперь, после сказанного, я больше не могла притворяться. Я вертела головой, не давая ему поцеловать меня, хотя мне не удалось долго сопротивляться его силе. Еще один опаляющий, почти болезненный поцелуй.

– Пожалуйста, отпусти меня… – пробормотала я, борясь со слезами.

Он не отпускал, удерживал на одном месте, смял мои плечи. Завтра будут синяки.

– Скажи, что любишь меня, – прорычал он и встряхнул. Думаю, не хотел сильно, но у меня даже сердце зашлось.

– Вик, прошу тебя…

Я осторожно дотронулась до его щеки, пытаясь привести в чувство. От моего прикосновения он взвыл, точно я его ранила. Оторвал мою руку от своего лица, но не отпустил, держал ее, сжимая запястье. Все сильнее, пока я не вскрикнула.

Он отпустил. На секунду. Потом снова схватил уже за оба запястья и изо всей силы толкнул на постель, так что вышиб весь воздух из легких, и пару мгновений я только раскрывала рот, пытаясь отдышаться.

– Скажи. Что. Любишь. Меня, – прошипел он, разделяя слова.

В его глазах горела жуткая решительность. Мне казалось, что я вижу сейчас не Вика, а незнакомца.

– Мне страшно, – прошептала я. – Вик, прошу тебя…

– Не надо бояться, – сказал он почти спокойно, однако от этого спокойствия делалось только хуже. – Я люблю тебя. Ты любишь меня. Ничего плохого не случится. Когда двое любят друг друга – это не страшно.

– Что?..

Я не договорила, придавленная к кровати его весом. Его рот снова нашел мой. Мне казалось, мои губы горят огнем. Хотя, возможно, так оно и было. Я уперлась руками Вику в грудь, отталкивая.

– Я не люблю тебя! – крикнула я. – Я люблю Алариса! Вик! Я не люблю тебя!

Он застонал, одновременно сжимая мои плечи. Я забилась под ним, уже понимая, что не справлюсь.

– Вик… – прошептала я и заплакала. – Миленький, хороший мой, что же ты делаешь…

* * *

Вик остановился. Прижался лицом к моей шее, я ощущала его жаркое дыхание на своей коже. Он по-прежнему стискивал меня в объятиях, но что-то изменилось. Он прижимал меня к себе сейчас так, будто снова стал маленьким мальчиком, а я его любимая игрушка, которой можно доверить любое горе. Я почувствовала, как несколько теплых капель упали на мою скулу: Вик тоже плакал.