Вместе.

Больше, чем любовь

– Ты не поверишь, что она сделала потом. – Марико заговорщически подалась вперед, продолжая работать практически в полной темноте. – Тот же мужчина, который кричал на продавца дынями, попытался стащить леденец «Борода дракона» у маленького мальчика. Юми пришла в такую ярость, что украла ночной горшок и вылила его содержимое ему на голову. – Она хихикнула, привязывая последний маленький пузырек к петле на конце веревки. – Он орал так, будто его резали. Нам пришлось перескочить через две крыши, чтобы он нас не поймал. Я чуть не упала, но я не смеялась так сильно уже целую вечность.

Ухмыляясь, Оками ухватился за другой конец веревки, пропуская пузырек сквозь железные прутья своей камеры, по полосе лунного света – и прямо в его ожидающую руку.

– Если бы только ее брат мог увидеть это, – сказал он.

Марико встретила его взгляд широко раскрытыми глазами.

– Он бы разозлился? Может быть, мне не следовало рассказывать тебе? Я просто хотела поделиться чем-нибудь беззаботным.

– Нет, это я попросил тебя рассказать, что ты делала сегодня. – Смех Оками был тихим и теплым. – Я просто не думал, что ты заберешься на крыши, чтобы терроризировать город на пару с Асано Юми.

Марико прикусила нижнюю губу.

– Я бы не хотела, чтобы у нее были проблемы с Цунэоки. Мне… очень нравится Юми.

– Поскольку в данный момент я в цепях ожидаю казни, вероятно, ее брат в ближайшее время ни о чем не узнает. Но на случай, если мои обстоятельства изменятся… – Несмотря на то что его лицо по-прежнему было в синяках и ссадинах, улыбка Оками блестела лукавством. – Не могу обещать, что буду молчать. Но если ты попробуешь подкупить меня, я не буду возражать.

– В этом нет ничего забавного, – Марико отвела взгляд, – только ты можешь шутить о смерти.

– Я думаю, что это более чем уместно после истории о человеке, облитом чужими испражнениями. – Цепи у его ног зазвенели, когда Оками уперся локтями в колени. – Лучшие шутки заканчиваются дерьмом или смертью.

На этих словах Марико снова рассмеялась. Тем же самым смехом, который она разделила с Юми ранее этим вечером. Впервые за долгое время она позволила себе такую роскошь. Хотя буквально вчера она задавалась вопросом, сможет ли она когда-нибудь над чем-нибудь посмеяться.

Вернувшись на территорию замка, она первым делом хотела рассказать Оками о случившемся. Посмеяться вместе с ним над этим. Иногда Марико пугало, сколь многое он стал для нее значить.

– Замок еще не замерз? – тихо спросила она, чтобы Оками не уловил эмоций в ее голосе.

Он потянулся к маленькой ямке рядом с его ногой. Звук звона металла разнесся в ночном воздухе. Он вздохнул:

– Еще нет.

Марико разочарованно выдохнула.

«Это слишком долго».

Прошлой ночью Марико принесла Оками украденную ложку. Она велела ему найти мягкое место на земляном полу рядом с его ногами, чтобы выкопать небольшую, но глубокую ямку, достаточно большую, чтобы вместить замок, сковывающий его цепи.

Ее идея заключалась в том, чтобы ослабить металл, подвергнув его холоду, который никогда не видел солнца. Тому, что вмерзал в землю и никогда не таял даже летом. В своей комнате она измельчила остатки древесного угля, который собрала в подземелье замка. Засыпав порошок в два пустых косметических пузырька, она принесла их Оками, думая, что можно насыпать их в замок и вызвать небольшую вспышку огня внутри механизма. В надежде, что тот уступит.

– Вот бы на улице не было так тепло, – сказала она. – Если замок не замерзнет, это может не сработать.

– Я бы не разочаровался в тебе, если бы это не сработало, Марико. – Голос Оками был хриплым. – Ты и без того удивляешь меня на каждом шагу.

Марико огляделась, ища способ сменить тему. Ее глаза остановились на потоке лунного света, каскадом льющегося из узкого окна, прорезанного высоко наверху. Он пробуждал в ней жажду искупаться в его прохладном сиянии, крепко заснув в объятьях Оками.

– Луна прекрасна, не так ли? – произнесла она.

– Думаю, что в такую ночь луна была бы прекрасной. Но я предпочту смотреть на то, что передо мной сейчас. – Пока он говорил, его глаза были сосредоточены на Марико.

Оками был прав, когда сказал, что Марико избегала большинства чувств. Но это чувство она не могла игнорировать. Жизненно важное чувство, подобное ожогу руки, если ее поднести слишком близко к огню.

– Ты, наверное, говоришь это всем девушкам, которые тебя спасают, – пробормотала она.

Он не улыбнулся.

– Они свечи на солнце по сравнению с тобой.

Марико моргнула, смущение расцвело под ее кожей.

Оками откинул голову на стену и посмотрел вверх, тени на его лице углубились.

– На самом деле ты совсем не похожа на солнечный свет. Ты нечто совсем другое. Как колодец в сумерках. Вот где для меня существуешь ты. В таком месте, где тихо, темно и глубоко.

Неловкость другого рода захлестнула ее. Смесь удовольствия и боли. Она не подарила ей чувства тревоги, хотя ощущение было совсем не таким, как она себе представляла. Сказки из детства говорили, что любовь одновременно поэтична, величественна и трагична, совсем не это странное смешение противоположных эмоций.

Потеря преподала ей еще один урок. Настоящая любовь длится дольше, чем мгновение. Она – все, что происходит после него. Хаос в один миг и простота в следующий. Все и ничего в промежутке одного вдоха.

Это была ясность, резкая и ошеломляющая, как зимнее утро.

Когда Марико ничего не ответила, Оками рассмеялся:

– Не позволяй своему разуму ускользнуть от тебя.

– Я… – Она прочистила горло, подбирая нужные слова.

– Тебе не нужно ничего говорить, Марико. Я уже все знаю.

Ее раздражало то, как хорошо за столь короткий промежуток времени Оками узнал ее. Но у Марико не было другого пути. Часть ее знала, что она должна сказать Оками о своих чувствах. Признаться вслух, чтобы их больше никогда нельзя было игнорировать или отрицать. Но Марико молчала. Простых слов, казалось, ужасно недостаточно. А правильных слов у нее все равно не было. Пока не было.

– Уже поздно, – сказал Оками. – Тебе следует вернуться в свою комнату.

– Я не… хочу уходить.

– И я не хочу, чтобы ты уходила, но чем дольше ты остаешься, тем больше рискуешь своей безопасностью.

«Я должна сказать ему,