Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто, ни при чем, — ответила Мимозина.
Пробин взял в левую руку кусочек сыра, выдохнул и залпом опрокинул рюмку коньяка. Все остальные последовали его примеру, кроме Швидко, который сказал, что сегодня пить не хочет.
Выпили коньяк и уставились на Мимозину.
— Та-а-ак, и как это называется? — ехидно спросил технический дизайнер.
— Не понимаю, — недоуменно сказала Мимозина.
— А понимать нечего. Это не коньяк, это чай разбавленный, — проговорил коммерческий директор.
Все повернулись и дружно посмотрели на Швидко.
— Я?!! Не пил я ваш коньяк! — возмутился тот.
— Кроме тебя некому, пьянь безобразная! — рявкнул арт-директор.
— Да крест на пузе не пил. На фига он мне сдался? К тому же бутылки были запечатаны.
— Ну, ты их мог распечатать и аккуратно закрыть снова.
— Да ну вас всех, охренели вконец, — бросил Швидко и выскочил из студии.
— Пускай идет, алкоголик старый, — сказал арт-директор.
— А может, он на самом деле не пил? — предположила жена Чайки.
— А это мы сейчас выясним… — И Мимозина побежала куда-то звонить.
Через минуту она возвратилась и объявила, что Швидко действительно не виноват, производители коньяка сами налили туда чай, поскольку решили, что нам для съемки бутылок настоящий дорогой коньяк совершенно необязателен. Решили позвонить Швидко и просить его вернуться. Швидко взял трубку только с пятого раза, выслушал извинения Мимозиной и сказал, что ноги его не будет в студии, пока перед ним не извинится сам Мишкин. Мимозина протянула трубку Мишкину. Арт-директор надулся, сжал губы, но извинился. Швидко явился через пятнадцать минут с двумя бутылками хорошего, настоящего коньяка. Все возрадовались и напились до чертиков. Последнее, что я помню, — гневное лицо мамы.
Утром всем семейством повезли братца на призывной пункт. Папа несколько раз повторил Армену, к кому надо подойти. Братец сказал, что он не кретин и все сделает как надо. Сели ждать его в машине. Ждали целый час. Папа за это время выкурил полпачки сигарет, мама прожужжала мне все уши по поводу того, в каком состоянии я вчера вернулась домой, а я на нервах сгрызла все ногти. Наконец из здания вышел сияющий от счастья братец, сел в машину и радостно объявил:
— Я в Морфлоте служить буду!
— В каком Морфлоте, что-то я не понимаю. Где у нас в Харькове море? Ты подходил к коменданту? — спросил папа.
— Не, — ответил братец. — Я там встретил классного парня, он сказал, что лучше всего служить в Морфлоте. Там и кормят хорошо, и не напрягают особо, а в Харькове только стройбат, который дачи строит всяким дядькам богатым.
— Господи, — вздохнула мама и схватилась за сердце.
— Ты идиот, какого хрена я платил пятьсот долларов?! — заорал папа.
Братец всхлипнул и промямлил, что он не виноват, просто очень уж ему захотелось в Морфлоте послужить.
— А в каком городе? — поинтересовался папа.
— В Днепродзержинске, — ответил Армен.
— Но ведь там моря нет, — удивилась я.
— Нет, но сначала надо там послужить месяца два, а потом тебя отправляют в море. Мне так пообещали, — проговорил братец.
Папа схватился за голову и побежал к своему знакомому. Знакомый пожал плечами и сказал, что не может ничего сделать, поскольку Армена уже внесли в список призывников, которые едут в Днепродзержинск. Отдал папе четыреста долларов, а стошку оставил себе в качестве моральной компенсации. Сели в машину и поехали домой. По дороге завезли меня на работу.
Завтра к нам приезжает Урсула. Вот интересно будет посмотреть, никогда в жизни не общалась с английскими дизайнерами.
Арт-директор выдал мне эскиз, который переделал в соответствии со вчерашними требованиями. Отправила его Грачу и написала, что мы выполнили все их пожелания, но копирайта нашего на таком гадком сайте мы никогда не поставим.
Не очень-то и хотелось, — ответил Грач.
Нам тоже, — не успокоилась я.
Буквально через минуту позвонил их дизайнер и сказал, что эскиз ужасен и не идет ни в какое сравнение со всеми остальными.
— Но ведь вы именно на этом настаивали! — удивилась я.
— Я себе это иначе представлял, переделывайте, — рявкнул он и бросил трубку.
Ну уж нет, переделывать мы больше ничего не будем. Мимозина предложила мне поехать в Киев и поговорить непосредственно с руководством завода. Я позвонила Грачу и сказала, что сегодня же вечером выезжаю к ним разбираться со сложившейся ситуацией.
— Это хорошо, — ответил Грач, — а то наше руководство уже требует возврата денег.
Отправила офис-менеджера за билетом. Что делать, ума не приложу. Как я буду общаться с самим руководством, если даже с менеджерами среднего звена не смогла договориться? Обратилась за помощью к Мимозиной. Она пообещала, что завтра не придет на работу, будет целый день сидеть дома и взывать к своим божествам, чтобы они мне помогли.
— Думаешь, поможет? — робко спросила я.
— Попробуем, — ответила она.
Я вспомнила про Скворцова и решила на всякий случай еще раз попробовать его методику. Только вот как мне визуализировать директора завода, если я его никогда не видела? Решила посоветоваться с Наной.
— Набери в каком-нибудь поисковике в Интернете его фамилию, наверняка фотка будет какая-нибудь, распечатаешь и будешь визуализировать.
Точно! И как это я сама не додумалась, а еще менеджер интернет-проектов!
Написала письмо Швидко:
Милый, я сегодня уезжаю. Буду по тебе скучать!
Я тоже, солнышко. Я тебя провожу, — написал он в ответ.
Полезла в Интернет искать фотографии. Набрала в Яндексе «Багатский В. С.». Яндекс выдал мне кучу ссылок. Вот он, Багатский: и в профиль и в фас, и в коллективе, и сам по себе, и довольный, и злой как черт. Выбрала тот снимок, что покрупнее, и отправила на печать. Швидко зачем-то подскочил к принтеру и вытащил бумажку.
— Это чей мужик? — спросил он.
— Мой, — ответила я.
— Ну-ну, — он протянул мне листок.
— Это совсем не то, что ты подумал, — попыталась оправдаться я.
— А я не думал ничего, — проговорил он обиженно, — просто я дорогую бумагу вставил для фотографий, чтобы младенца распечатать, а ты этого мудака на печать пустила. А бумаги больше нет.
— У меня есть еще двадцать листов, последние, возьми в папке, — сказал арт-директор. — Я сам сейчас пущу на печать кое-что. Один лист твой, остальные мои. А некоторых я попрошу впредь предупреждать, прежде чем пускать что-то на печать.