Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ведь она права. Много ты сегодня не наработаешь, а вот завтра еще хуже может пойти дело, раз ты не хочешь взяться за ум, как тебе советуют, и отдохнуть. Ты же не двужильный все-таки.
Повернувшись на голос Рейшо, двеллер увидел, что тот сидит, ссутулив спину, в тени на ступенях. Сабля, с которой молодой матрос никогда не расставался, лежала у него на коленях.
– Что, в этом доме вообще никто не спит? – изумился Джаг.
– Да почти никто, – буркнул откуда-то снизу Кобнер. – Себе пользы не желаешь, так хоть о нас подумай.
– Барышня-то умная, – заметил Рейшо. – Умная да еще и красавица.
Его ухмылка прямо-таки сияла в темноте.
Двеллер пришел к выводу, что их объединенного натиска ему не выдержать, и задул свечу. Тьма мгновенно заполонила комнату. Он взял одеяло, которое оставила ему Тиар, и устроился на стоящей у стены лежанке.
Какое-то время Джаг лежал, уставившись в потолок; в голове у него все гудело. Разум двеллера перебирал десятки и сотни способов расшифровки рукописи, но ничего путного в голову не приходило. Он уже перепробовал все, что мог. Шифр оказался слишком для него сложным; но почему все же Великий магистр рассчитывал, что Джаг его разгадает?
Двеллер не помнил, как уснул, но в какой-то момент это определенно с ним произошло, потому что, когда ему начал сниться сон, он его узнал. Частью сознания Джаг ощущал, что он по-прежнему лежит на лежанке в доме Шарца, но сил бороться с затягивающей пеленой сна у него не было. Двеллер в который уже раз подчинился силе, уводящей его в глубины памяти.
Они с Великим магистром, только что выбравшиеся из гоблинских шахт, с трудом приходили в себя, восстанавливая дыхание после долгого бега через лес Клыков и Теней. Общение с Брантом помогло Великому магистру научиться взламывать любые замки. Досконально постигший искусство воровского ремесла, тот, однако, привык не полагаться полностью на отмычки и прочие хитроумные приспособления, потому что, если добываешь себе на хлеб, присваивая чужое, достаточно часто можно наткнуться на сторожей и изощренные ловушки, и тогда только и остается, что уносить ноги – в любой момент и в любой ситуации.
Великий магистр успел освободить и остальных двеллеров-рабов, трудившихся вместе с ними в туннеле. Те не мешкая разбежались во все стороны, поскольку знали, что вот-вот в погоню за ними бросятся гоблины, использующие для охоты за рабами специально натасканных злобных ящериц.
Великий магистр с головы до ног вымазал Джага какой-то вонючей жидкостью, настолько мерзкой, что тот с трудом переносил собственный запах. Из трав, собранных во время их побега от погибели к свободе, он приготовил мазь, которая сразу облегчила боль в ранах на запястьях и лодыжках Джага.
– Откуда вы столько знаете? – спросил двеллер, ощущая холодящую ласку целебной мази.
Ответа он не ожидал – Джаг вообще мало тогда знал о Великом магистре. Но в шахтах только тот, казалось, не поддался отчаянию и не отказался от надежды, спокойно ожидая, пока не подвернется удобный момент для побега, причем покинул место заточения, освободив и других рабов, работавших рядом с ним в туннеле.
– Я много знаю потому, что стараюсь учиться, – ответил Великий магистр. – Прилагаю осознанные усилия, чтобы отвлечься от своих текущих потребностей и изучить все, что возможно. Никогда не знаешь, что тебе может пригодиться в жизни, – имеет смысл готовиться к самому невероятному.
Он тогда еще слегка усмехнулся, произнося эту сентенцию, но в глазах двеллера по-прежнему был страх. Вдали, бросая вызов ночи, вопили ящерицы гоблинов в предвкушении дела, что поручили им жестокие хозяева.
Потом события сна перенеслись вперед, на несколько недель после побега из шахт. Великий магистр разыскивал некий предмет из легенд, который в конце концов оказался одним из сорока семи отчетов гномов Рурмаш о том, как они строили суда из металла на Дымящихся болотах, сражаясь с гоблинами за владение железорудными шахтами. История этой борьбы была отражена в виде набора многогранных металлических сфер, которые, причудливым образом переплетаясь, рассказывали об этом захватывающем событии.
За эти недели Джаг успел увидеть, что Великий магистр делает записи и наброски у себя в дневнике. Сначала тот делал вид, что он всего лишь художник, но двеллера на эту уловку поймать не удалось – слишком уж однотипно выглядели значки на тех страницах, что не были заняты рисунками. Он чувствовал в них определенную последовательность, а их изящные формы словно бросали вызов его пытливому от природы уму.
Как-то во время привала Джаг по памяти нарисовал несколько таких значков на пятачке голой земли, не зная, что представляют собой буквы, но чувствуя, что имеют они чрезвычайную важность и смысл. Он пытался понять их, старался запомнить, предполагая, что если перенесет их из сознания в руку, то добьется большей ясности.
Увидев коряво начертанные на земле буквы, Великий магистр быстро затер их ногой, и на лице его отразился неподдельный страх. Джаг только тогда осознал, что имеет дело с чем-то настолько важным, чего он и понять-то не в силах.
– Никогда не делай этого там, где тебя могут увидеть, – хрипло прошептал Великий магистр.
Джаг почувствовал стыд. Он ведь был тогда совсем еще юным, хоть и провел годы в гоблинских шахтах. Упрек Великого магистра сильно его задел.
Увидев, какое воздействие произвели его слова, Великий магистр сменил гнев на милость. Через некоторое время он открыл Джагу правду и признался, что является библиотекарем первого уровня в Хранилище Всех Известных Знаний. За последующие несколько дней он научил Джага буквам языка, которым пользовалось большинство людей, общего языка, как он его называл, и объяснил, что до Переворота, осуществленного лордом Харрионом, в употреблении было много и других языков. На большей их части он умел разговаривать, а остальные – понимать.
Сначала Джаг испугался. Он знал, что от книг и письма лучше держаться подальше. Эти знания использовали только волшебники, искавшие способы повелевать могущественными силами, но даже они подвергались, если подобное обнаруживалось, преследованию гоблинов. Все двеллеры буквально с молоком матери впитали, что, если свяжешься с книгами или любой писаниной, ничего хорошего ждать не стоит. О большом здании, полном книг, на острове, скрытом от чужих глаз где-то посреди бурного моря, и подумать-то было страшно.
Несколько дней спустя, когда Джаг освоил алфавит, Великий магистр дал ему свой дневник и показал строчку письма. Он терпеливо ожидал, пока тот разбирал два слова в строчке, упомянув при этом, что никогда ему еще не приходилось учить взрослого двеллера, который бы так быстро все схватывал. По правде говоря, Великий магистр вообще никогда не учил взрослых двеллеров – в Рассветных Пустошах его сородичи учились читать еще в детстве.
Наконец, после изрядных мучений, юный двеллер прочел слова. «Дорогой Джаг», – произнес он вслух не очень уверенно.
– Верно, – отозвался Великий магистр. – Дорогой Джаг. Теперь, когда бы я ни писал тебе письмо, я всегда буду обращаться к тебе «Дорогой Джаг».