на старом месте, смотреть на черную проплешину было вовсе невыносимо. Слишком уж напоминала она о твари.

Крике её.

И ужасе, который остался где-то там, в глубине души. Если, конечно, у Ирграма еще была душа.

Чем дальше, тем выше поднимался берег, да и лес подбирался вплотную, порой выстраивая вовсе непроходимую щетку из тонких гладких стволов железного дерева. Пахло здесь уже не гарью, но землей, волглой лесной подстилкой и зверьем, которое водилось во множестве.

Ирграм даже поймал зайца.

Просто, чтобы… хрустнувшая в пальцах шея слегка успокоила. Зайца он есть не стал, кинул тушку рытвеннику, который только тявкнул, благодарность выражая.

Еще пару зайцев Ирграм прихватил. Мясо у магов закончилось, кроме того, высушенного, но память подсказывала, что вкус у него будет не самым приятным. Так что не откажутся.

А он заодно послушает, что они там себе придумали.

Люди, устроившись чуть дальше от берега, разложили костер — вид огня немного нервировал, напоминая о той стене, что выросла над рекою, но Ирграм заставил себя улыбнуться. Потом подумал, что улыбка его может быть истолкована не совсем верно. И просто шагнул в круг.

— Вот, — сказал он, поднимая тушки, которые всучил мальчишке-наемнику. — Мясо.

— Весьма… любезно с вашей стороны, — Миара сидела у костра и переплетала волосы. — Я рыбу не слишком жалую. У местной еще запах такой, своеобразный.

Над костром висел котелок, в нем что-то булькало, источая тот характерный запах, что свойственен рыбной похлебке.

— Между прочим, рыба весьма полезна, — Карраго тоже сидел, скрестивши ноги, и ковырялся щепкой в зубах. — К слову, как самочувствие? Выглядите вы весьма… своеобразно.

— Мы все выглядим своеобразно, — отозвался Винченцо. Он полулежал, вытянув ноги, и наблюдал за рекой.

— Тварь кричала, — Ирграм опустился на корточки. — А где…

— Мелкая стерва пожелала погулять, прихватив с собой зверюгу и жениха. А Дикарь отправился следом… — пояснила Миара. — Они тут рядом.

— Следилку накинула? — Винченцо повернулся к сестре.

— На мальчишку. На этой не держатся, как и на нашем дорогом друге. Ирграм, был всплеск силы, но крика я не слышала.

— Возможно, имеет место разница восприятия. То, что мы ощущаем, как колебания силы для него имеют иную природу, звука, — предположил Карраго.

— Пожалуй, — Миара бросила косу. — В иное время я бы тебя вскрыла… или хотя бы пару опытов провела.

Ирграм оскалился.

— Вот умеешь ты, дорогая, людей к себе располагать.

— Он это и без меня знает, — пожала плечами магичка. — А лицемерие… боги видят, я от него устала. Не стоит опасаться. Сейчас ты слишком нужен. И полезен. Вон… зайцев носишь. А зайчатина всяко лучше рыбы. Что ты еще слышишь?

Промолчать?

Ирграм задумался…

— Тварь. Тварей. Разных. Зверье — одно, нежить — другое…

— Я бы не стал относить их к нежити. Точнее существующая классификация явно не отражает всех нюансов… — Карраго выплюнул щепку, но та повисла на подбородке, и он с раздражением её стряхнул.

— Тебе действительно охота сейчас говорить о проблемах классификации нежити? — уточнил Винченцо.

— На самом деле мне без разницы, о чем говорить, — Карраго дотянулся до котла и помешал похлебку, чуть принюхался. — Перец есть?

— Уже сыпали.

— Мало.

— Хочешь сказать, что я не умею готовить? — возмутилась Миара.

— Видишь, дорогая, мы еще не поженились, а ты уже ворчишь… принюхайся сама.

— Перца мало. И соли мало. И всего мало.

— Дикий чеснок есть, — Ирграму было странно видеть их… такими? Пожалуй, что. Грязными. И слишком уж походящими на обыкновенных людей. Этак, не зная, и спутать можно. — Недалеко. Принести?

— Будь любезен, — Карраго снова зачерпнул варева. — И если найдется еще что-нибудь… тут папоротник рос. Молодые побеги папоротника имеют отличный вкус. И да, я не откажусь помочь… размять ноги.

Великий Карраго желает лично выкопать пару головок дикого чеснока?

Ирграм хмыкнул.

Про себя.

Но кивнуть кивнул. Чеснок и вправду рос недалеко.

— О! И душица… на берегу стоило бы поискать мяту. А это дикая морковь… отлично! Просто отлично! Вы не окажете мне любезность? — Карраго попытался выдернуть морковь. — Кстати, она и вправду куда ароматнее обыкновенной, но есть один недостаток. Как-то моему повару случилось перепутать морковь и вех ядовитый. Весьма похожи, да…

— И кто отравился?

— Какая-то девица, которую подобрал мой внук…

— Горе какое, — когти Ирграма в землю входили легко. И корень моркови подцепили. Дикая и вправду неплохо пахла, правда была мелкою, такую только ради запаха копать.

— Да, да… повар был хорошим. Пришлось казнить… хотя все одно он не поверил.

— Кто?

— Внук. Стал обвинять… напасть попытался. Пришлось…

— Чего вы хотите? На самом деле? — Ирграм нисколько не сомневался, что эта вот история с морковью да вехом имело место. И что случилась она не на пустом месте. И дело даже не в девице, она — скорее уж повод убрать слишком возвысившегося родственника.

Но…

Зачем это рассказывать Ирграму?

— Вечной жизни. Вечного здоровья. Счастья… что там еще хотят люди?

— А от меня?

— От вас… понять, пожалуй, как вы стали тем, кем стали. У вас отличная регенерация. Да и в целом выглядите вы, пусть и своеобразно, но… чувствуете себя много лучше нас.

— Хотите попробовать?

— Скажем так, — Карраго сорвал пару былинок. — Это сизая душица, довольно редкая травка и бесполезная, за исключением, пожалуй, запаха… аромат она имеет отличный. То, что нужно, чтобы заставить нашу капризную девочку есть суп.

— Вас волнует, что она останется голодной?

— Нисколько. Но почему бы и не поиграть? Люди все время играют. В заботу друг о друге. В приличия. В любовь… в ненависть и вражду тоже. Еще в старость и немощность.

И долгий взгляд.

С насмешкой.

Мол, поймешь ли вопрос? Ирграм понял. Он, может, никогда не отличался силой и талантом, но и тупым не был.

— Мне вырезали сердце. А потом вернули…

— Та юная леди? Я слышал…

— Нет. Жрец мешеков. Кстати, вы с ним чем-то похожи… жуткие существа.

— Мы? Вы себя-то видели?

Ирграм пожал плечами.

— Хотя да… кажется, понимаю. Когда постоянно имеешь дело с чьей-то смертью, это накладывает отпечаток. Что вы чувствовали?

Послать его? Карраго отступит. Он никогда не идет напролом, предпочитая обходные пути. Обиду затаит? А не плевать ли на нее?

С другой стороны…

— Больно было. И страшно. Еще я умер. Это неприятно. Потом ожил. Это тоже неприятно. Мне казалось, я просто избавился от клятв, а потом… потом что-то пошло не так. Я начал меняться, — он расправил руку, которая походила на человеческую, но весьма отдаленно. И дело даже не в серой плотной коже, скорее в том, что кожа эта была гладка, как камень.

Ни морщин.

Ни линий. Даже пальцы и те лишились узоров своих. И кости стали тоньше, но явно крепче. Ногтевые пластины потемнели и вытянулись. И это уже не ногти — когти.

Весьма острые.

В остальном Ирграм тоже переменился, но как-то раньше не воспринимал это столь остро. Столь…

— Что ж… мне такой способ, пожалуй, не подходит. Очень как-то ненадежно звучит. Умереть. Воскреснуть, — Карраго протянул руку. — Позволите? Больно не будет. Обещаю.

— Пару экспериментов?

— Как сказала бы одна юная дева, не удержался бы… да, пожалуй, там, в Городе, я бы вас изучил. И вряд ли бы вам пришелся по вкусу процесс… но мы здесь.

Сила Карраго тяжелая.

Неприятная.

Она обволакивает кожу, просачиваясь внутрь, медленно и тяжело, причем судя по ощущениям, Карраго эту силу проталкивает. И ему нелегко. Вон, на лбу проступил пот. И выражение лица такое, упрямое. Сила пробивается.

Сила вызывает зуд.

И еще желание потянуть её на себя.

— Это… лишь анализ… обычный… хотя никогда прежде не давался он мне так тяжко… вы воспринимаетесь двояко. И мертвым. И живым. Не уверен, что это хорошо. Не могу сказать, что плохо… третье состояние.

Сила медленно растекается.

Теперь Ирграм чувствует её в крови или что там кровь ему заменяет. Сила ползет по ней, медленная, как эта кровь. И тягучая.

А Карраго и дышит-то с трудом.

Из горла его вырывается сип. А вот Ирграм… Иргам тоже видит. Не так, как прежде, когда он был магом, но все одно ясно.

Черные пятнышки изнутри.

Одни облепили сердце.

Вытянулись вдоль сосудов.

Собрались в груди, под сердцем.

Бляшки виднелись в животе.

На горле.

В руках.

В голове тоже, но пока редкие. Они разъедали… нет, пожалуй, не плоть. Силу. Она и шла-то неровным