— Хм… А я слышал, наоборот. Говорят, когда люди долго вместе живут, они в старости начинают раздражать друг друга до такой степени, что мечтают жить отдельно.

— Это не так, не верь. Никто о таком не мечтает. Вот хотя бы мы с отцом… Да, я стала ловить себя на раздражении, признаюсь. Это его ворчание постоянное, футбол по телевизору… Что делать — возраст любого меняет не в лучшую сторону. Но! Но… Ближе и роднее человека, чем твой отец, у меня нет… И ближе и роднее тебя, дорогой сынок, тоже нет. И вы мне оба дороги такие, какие есть, вместе с ворчанием, футболом и выкрутасами! И вообще, ни у кого не получается прожить долгую семейную жизнь на идеальной любви и светлых чувствах, везде есть свои скелеты в шкафу. Кстати, о скелетах. Может, лучше о них поговорим?

— Что ж, давай о скелетах.

— Тогда… Тогда я должна признаться тебе, Митенька. То есть предупредить… Я бы не стала, конечно, но…

— Мам, да говори прямо. Что случилось?

— Нет, ничего особенного не случилось! Просто я твой телефон не разбила и тем более не выбросила… Цел он, понимаешь? Цел…

— Ничего себе! А я поверил… Хотя я тогда всему бы поверил.

— Нет, сам подумай, как я могла? У тебя ж там наверняка много нужной информации, кроме… Кроме одного номера телефона. То есть ее номера телефона. Знаешь, даже имя произносить боюсь!

— Это ты про Вику?

— Ну да, про кого же еще.

— Не бойся, мам. Я выздоровел. Правда.

— И все равно, как-то я опасаюсь… Она ведь звонила, кстати. Сразу, как ты уехал. И потом еще много раз… И еще…

— И ты отвечала?

— Нет, что ты! Просто сбрасывала звонок. А потом батарея села… А потом она и сама сюда заявилась. Хорошо, что отца дома не было… Иначе бы он с ней по-другому поговорил!

— Вика приходила сюда?

— А чему ты удивляешься, сынок? Нет, в этой ситуации не все так просто… Не думай, она без боя не сдастся. Она сделает все возможное, чтобы вернуть утерянную собственность. Прости, что я о тебе так говорю, но… Я видела все своими глазами, когда…

— Я понимаю, мам. Понимаю. Да, все было именно так. И про утерянную собственность тоже все понимаю. Да, теперь понимаю!

— А если понимаешь, то берегись. Я думаю, она в прямом смысле будет тебя преследовать. Говорить о любви, звонить каждую минуту, проклинать, плакать, бить на жалость. Не знаю, что она еще может придумать. Но обязательно что-то будет от нее исходить, какая-то опасность. Это ведь очень страшно, когда женщина принимает мужчину только как свою собственность. Это сродни психическому заболеванию. А что, наверняка в медицине найдется соответствующий термин?. Знаешь, сколько бед может натворить такая женщина?

— Да я уже не боюсь, мам. Я свободен, правда. И ты не бойся, не переживай за меня.

Анна обернулась от плиты, глянула на Митю с надеждой и сомнением. И улыбнулась виновато, будто извиняясь за это сомнение.

— Правда, мам.

— Хорошо, хорошо, я тебе верю. А можно, я Ксюше позвоню, скажу, что ты приехал? Нет, не подумай, я ничего не форсирую, просто она вчера звонила и просила меня… А может, у нее что-то важное?

— Поздно уже, наверное?

— Ничего не поздно, всего девять часов! Где мой телефон? Только что видела… А, вот на подоконнике! Сейчас…

Митя не успел опомниться, как мама сунула ему телефон, откуда уже слышалось Ксюшино «да, Анна Константиновна», и тактично вышла из кухни, успев глянуть, как чувствует себя пирог в духовке.

— Это я, Ксюш. Привет.

— О! Путешественник! Отдохнул от трудов на сексуальной ниве, да? Ну-ну, с приездом.

— Мама сказала, ты просила меня позвонить.

— Да, я просила. Потому что мне с тобой поговорить надо.

— Что ж, говори, я слушаю.

— Ну, не по телефону же… Встретиться надо.

— Тогда давай встретимся. Где и когда?

— М-м-м… Я подумаю. Ты меня врасплох застал. Я завтра тебе перезвоню и все скажу, ладно? Вообще-то у меня синяки под глазами еще не сошли…

— Синяки? Откуда у тебя синяки?

— Да не пугайся, ни с кем не дралась, это я ботокс вколола. Ну, уколы такие, чтобы морщин не было… Мне же теперь надо красивой быть! Как-то личную жизнь устраивать!

— А, понятно…

— Что тебе понятно? Вот что, скажи, тебе понятно?

— Не заводись, Ксюш. Не надо говорить со мной менторским тоном.

— А другого тона ты не заслуживаешь.

— Хорошо. Будем считать, что не заслуживаю и я даже не претендую на другой тон. Я просто хотел пожелать тебе успехов в устройстве личной жизни.

— Успехов?! Мне? Издеваешься, да? Бросил меня с ребенком, теперь издеваешься?

— Я не издеваюсь, что ты. Как там Майка? Здорова?

— Да нормально все с Майкой. Она у моей мамы сейчас, не в садике.

— Почему?

— Там авария у них, трубу прорвало, что ли…

— А можно я ее завтра заберу?

— Ну, не знаю… Ты так со мной разговариваешь… Мне не нравится.

— Извини, я не хотел тебя обидеть, правда. И я очень скучаю по Майке, Ксюш. Пожалуйста.

— Ну, если только на один день.

— Хорошо, пусть на один день. Утром заберу, вечером обратно привезу.

— Ладно, договорились. Я маме сейчас позвоню, предупрежу, что ты приедешь.

— Спасибо, Ксюш.

Митя нажал на кнопку отбоя, положил телефон на стол и позвал негромко:

— Ма-а-ам… Я же знаю, ты в коридоре стоишь… — усмехнулся он. — Не боишься, что пирог сгорит?

— Да не сгорит. — Анна шагнула на кухню, села напротив Мити, довольно улыбаясь. — Ну что, поговорили?

— Да… Мам, дай мне мой старый телефон, пожалуйста.

Анна отстранилась, глянула настороженно. Чуть подняла брови, замерла.

— Да мне шефу позвонить надо, — пояснил Митя. — Я ж его номера наизусть не помню! И… хватит уже бояться, мам! Я же сказал — все, я свободен!

— Ладно, сейчас принесу твой телефон. Но там все равно батарея разрядилась.

— Так твоя зарядка к нему подходит, я знаю. И зарядку тоже неси!

Просмотренная статистика вызовов его удивила. Надо же, сколько народа к нему стучалось… Но вызовы от Вики преобладали рекордным количеством. Похоже, она вообще телефона из рук не выпускала, пока батарея не села. И злилась, наверное. Страшно злилась. Можно себе представить ее лицо… А лучше не надо представлять. Не надо, не надо… О, а вот и шеф звонил два дня назад! Это хорошо, это просто замечательно!

Митя кликнул его номер, и шеф тут же отозвался радостно: