Я выглянула из окна и увидела Билли. Парень стоял на углу улицы в бейсболке, худи и солнцезащитных очках, однако все это наоборот делало его еще более милым — будто приятный, красивый, вежливый мальчик хочет притвориться крутым парнем или гангстером. Я заметила, что так хотели выглядеть все мальчишки старше двенадцати лет, включая моих братьев.

— Залезай, — приказала Хеллер, и Софи открыла заднюю дверь.

— Привет, Кейти, — произнес Билли, касаясь моего плеча. Почему, даже несмотря на то, что на мне были надеты блузка с пиджаком, казалось, будто он коснулся моей обнаженной кожи?

— Привет, Софи, — поздоровался он и с девочкой, и я поняла, что сейчас превращусь в чистое безбожное зло, потому что мой мозг пытался понять, с кем милее общается Билли — со мной или с Софи. Я ревновала его к тринадцатилетней девчонке, у которой был рак и хохолок!

— Сначала отдай мне свой телефон, — приказала Хеллер.

— Зачем?

— Просто отдай или я скажу Кейти, что у тебя гонорея.

— Нет у меня гонореи! — возмутился Билли, отдавая Хеллер телефон. — Кейти, даже не вздумай верить всему, что говорит Хеллер!

— Я никогда ей не верю. — Хотя я уже думала, что надо будет погуглить, можно ли вылечить гонорею.

— Кто тебе бил тату? — потребовала от него ответ Хеллер.

— Мою тату? — переспросил Билли.

— Я собираюсь сделать себе татуировку, круто, правда? — воскликнула Софи. — Хеллер и Кейти тоже сделают!

— СОФИ!

— Великолепная идея, — одобрила Хеллер. — Я могу набить себе Линнею, отрубающую Эйве Лили Ларримор голову, а Кейти — Сумеречного Крипера в гольфах.

Я всерьез подумывала о том, чтобы открыть дверь машины и выпрыгнуть на шоссе, но тут Билли коснулся моего плеча, и я решила подождать.

— Я делаю у одной замечательной женщины в «ДАМБО», — сказал Билли. — Она лучшая, совершенно не торопится и татуировки всегда получаются очень четкими. Она сама смешивает краски. Смотрите!

Билли задрал футболку, и в зеркало заднего вида я разглядела замысловатый дизайн — переплетающиеся круги и извивающиеся канаты на его коже.

— Кейти, ты в порядке? — спросила Хеллер. — Ты чего скулишь?

— Я не скулю, — ответила я, разглядывая татуировку Билли и его накачанные кубики пресса. О них часто говорили мои братья: после соревнований в отжиманиях они всегда делают «оценку кубиков» — так это называет Кастор. Калико однажды рассказала, что Кастор фломастером подрисовывает себе более выраженные мышцы, а я, когда стирала вещи, заметила следы маркера на его футболках. Насколько я могла видеть, кубики Билли не нуждались ни в какой дополнительной ретуши.

— Это кельтский символ доверия и всеобщего единства, — объяснил Билли.

— Очень круто, — восхитилась Софи. — Мне тоже такую нужно сделать.

— НЕТ! — запротестовала я. — Даже одна тату — это уже слишком!

— У меня еще есть вот эта прелестная ящерка, вот тут. — Билли оттянул ворот футболки, чтобы показать нам невероятно реалистичное изображение ящерицы, ползущей по его ключице. — Знаете, что? Раньше я никогда не задумывался о том, чтобы дать моей ящерке имя, но теперь я хочу назвать ее Кейти.

Теперь я была неспособна ни двигаться, ни говорить, ведь то, что Билли решил назвать в честь меня свою татуировку, было одновременно самым отвратительным и самым романтичным поступком на свете, который когда-либо совершало одно человеческое существо для другого.

— Кейти может набить себе крокодила или черепаху и назвать ее Билли, — предложила Софи, а Хеллер достала свой телефон и обратилась к Билли.

— Дай мне номер этой татуировщицы. Ты едешь с нами.

Как оказалось, «ДАМБО» было аббревиатурой, которая расшифровывалась как «Проезд под Манхэттенским Мостом». Пока мы пытались найти место на парковке около салона знакомой Билли, я барабанила пальцами по приборной панели и пыталась вести себя так, будто я просто немного взволнована, чтобы никто ничего не заподозрил. Сначала я постукивала по три раза, но потом мне пришлось дойти до тридцати подходов по три, иначе, как настаивал мой мозг, Билли попал бы под машину. Тут завибрировал мой телефон. Я хотела ответить, но это был не звонок.

— Тебе пришло письмо на электронную почту, — сказала Хеллер. — Ты что, не знаешь, что тебе на телефон могут приходить сообщения? — Она повернулась к Софи и Билли. — В деревне, в которой живет Кейти, запрещены все электроприборы, а также кнопки, молнии и дезодоранты, вот почему эта деревня такая маленькая. Идите вперед, мы вас сейчас догоним.

Билли и Софи вылезли из машины, а Хеллер показала мне, как читать почту. Это было сообщение от моей мамы: «Снова отличные новости! Тебя приняли и в Торлингтонскую школу искусств в Северной Каролине. Они предлагают полную стипендию на программу хороведения и исполнительского мастерства! Мы ужасно тобой гордимся!»

Что? ЧТО? Мои мысли улетели куда-то за миллионы километров отсюда в страхе от того, куда я пойду учиться и пойду ли вообще. Снова вернулось ужасное состояние, и я начала барабанить пальцами еще быстрее, ведь теперь мне нужно было делать выбор. Когда я узнала, что прошла в университет Парсиппани, мне не нужно было волноваться о том, где я буду жить или что буду изучать. Мое будущее было предрешено, и я могла просто смириться. Но теперь — Торлингтон? И музыка? И лучше всего — и одновременно хуже всего — исполнительское мастерство?

— Кейти? — спросила Хеллер. — У тебя все в порядке?

— Я… я…

Больше всего на свете я ненавижу выступать перед аудиторией в одиночестве. Когда я пою вместе с семьей, я чувствую поддержку, но если мне надо исполнить коротенькое соло в середине общей песни, я начинаю дрожать, пока сестра или брат не возьмут меня за руку.

— Кейти? Что с тобой?

— Нич… нич…

Родители убедили меня подать документы в Торлингтон, потому что специальность «Хороведение и исполнительское мастерство» предполагала бы необходимость подготовки сольных выступлений. Мама настаивала, что это повысит мою уверенность в себе. «Кейтлин, у тебя прелестный голос, но иногда ты просто себя недооцениваешь. Ты слишком юна, чтобы ставить на себе крест», — говорила она.

— Кейти, ты вся дрожишь. И потеешь. Это из-за Билли? Ты так готовишься к свиданию?

— Я… я… я…

— Кейти?

Мои руки взлетели на высоту плеч, а глаза заметались из стороны в сторону, отказываясь что-либо видеть. Моему мозгу был просто необходим один из моих привычных ритуалов — счет, постукивание по дереву или повторение имен моих родственников, но ничего не работало. Я снова и снова изо всей силы колотила пальцами по приборной панели, пытаясь раскровить их, чтобы заменить все эти ужасные мысли физической болью.

— Кейти! Прекрати!

Хеллер попыталась схватить меня за руки, но я продолжала ускользать от нее, широко ими размахивая. Моя голова начала трястись, как будто таким образом я могла вытряхнуть из нее все свои мысли. Я издавала звуки, а не слова — только визгливые повторяющиеся звуки.