Ее шатало от облегчения. Она впала в бесшабашный задор и заморочила Уиллу голову настолько, что затащила его в постель.

Наутро они старались не оказываться друг с другом в одной комнате. Они согласились, что переписываться не будут. «Может, чуть погодя», – сказал Уилл. «Как тебе угодно», – ответила Гейл.

Но однажды в гостях у Клеаты Гейл заметила его почерк на конверте – явно специально оставленном на виду. Конверт оставила Клеата – Клеата, которая никогда, ни единым словом не упоминала беглецов. Гейл записала обратный адрес: дом 16, Эйр-роуд, Тувонг, Брисбен, Куинсленд, Австралия.

Лишь увидев почерк Уилла, она поняла, до чего бесполезным стало для нее все кругом. Этот дом, еще довикторианский, с голым фасадом, и веранда, и напитки, и дерево катальпа, на которое Гейл всегда смотрела, сидя на заднем дворе у Клеаты. Все деревья и улицы Уэлли, все духоподъемные виды на озеро, уют мастерской. Бесполезные декорации, картонные задники. Настоящая сцена была в Австралии, вдали от глаз Гейл.

Так она и оказалась в самолете рядом с женщиной, унизанной бриллиантами. Сама Гейл не носила колец, не красила ногти, кожа у нее была сухая от постоянной возни с тканью. Гейл именовала свои произведения «одеждой ручной работы», пока не начала стесняться этой формулировки из-за насмешек Уилла. Она до сих пор не знает, что не так с этим выражением.

Она продала мастерскую – продала Дональде, которая давно хотела ее купить. Взяла деньги и села на рейс до Австралии, не говоря никому, куда летит. Соврала, сказала, что решила устроить себе долгий отпуск и что начнет с Англии. Потом перезимует в Греции, а потом – кто знает?

В ночь перед отъездом она преобразилась. Остригла тяжелые рыжие с проседью волосы, а то, что осталось, покрасила темным оттеночным шампунем. Цвет получился странный: густой бордовый, явно ненатуральный, но слишком мрачный, чтобы выглядеть как потуги на гламур. Из готовой одежды, оставшейся в мастерской – хотя и эти запасы ей уже не принадлежали, – она выбрала платье: такое, каких сроду не носила, платье-жакет из темно-синего полиэстера под лен, с красными и желтыми полосками в форме молний. Высокая и широкобедрая, она обычно одевается в изящные вещи свободного кроя. В этом платье ее плечи кажутся чересчур массивными, а юбка некрасиво перерезает ноги выше колен. Что за образ Гейл пытается создать? Может, прикидывается женщиной, с которой такие, как Филлис, сели бы играть в бридж? Если так, то у нее ничего не вышло. Получилась женщина, которая большую часть жизни провела в униформе на какой-нибудь достойной и плохо оплачиваемой работе (в больничной столовой?), а теперь раскошелилась на слишком броский наряд, неуместный и неудобный, собираясь в первый и единственный в жизни шикарный вояж.

Но это не важно. Это – маскировка.

В аэропортовском туалете, уже на другом континенте, она видит, что плохо промыла волосы от темной краски и та, смешанная с потом, стекает струйками по шее.

Гейл приземлилась в Брисбене, еще не успев привыкнуть к новому времени дня, и ее преследует палящее солнце. На ней все то же чудовищное платье, но она успела вымыть голову, так что краска больше не течет.

Она взяла такси. Она устала, но не может успокоиться, остановиться, пока не увидит, где они живут. Она уже купила карту и нашла на ней Эйр-роуд. Это короткая изогнутая улица. Гейл просит высадить ее на углу, у небольшой продуктовой лавки. Наверняка здесь они покупают молоко и разные другие вещи, которые внезапно кончились. Стиральный порошок, аспирин, тампоны.

То, что Гейл ни разу не видела Сэнди, было, конечно, зловещим признаком. Это наверняка значило, что Уилл очень быстро понял, к чему идет дело. Чуть позже Гейл пыталась выведать у него, как выглядит Сэнди, но почти безуспешно. Скорее высокая, чем маленькая. Скорее худая, чем толстая. Волосы скорее светлые, чем темные. Гейл представляла себе типичную длинноногую стриженую энергичную девушку с мальчишеским шармом. Женщину, не «девушку». Но, встреть она Сэнди на улице, не узнала бы ее.

А саму Гейл кто-нибудь узнал бы? В темных очках и с этими неправдоподобными волосами она чувствует себя совершенно изменившейся и оттого почти невидимой. Кроме того, ее преображает то, что она в чужой стране. Она еще не перестроилась на здешнюю волну. Когда перестроится, уже не сможет совершать дерзкие поступки, на которые пока способна. Поэтому она должна прямо сейчас пройти по этой улице, подойти к этому дому – а то вообще никогда не решится.

По пути такси карабкалось по крутой улице, вверх от бурых вод реки. Эйр-роуд лежит на гребне холма. Тротуара здесь нет, только пыльная тропа вдоль дороги. По ней никто не идет, мимо не едет ни одна машина, тени тоже нет. Заборы… плетни?.. сделаны из планок, переплетенных, как прутья корзинки. У некоторых домов вместо заборов – высокие живые изгороди, усыпанные цветами. Нет, это не цветы – это листья, фиолетово-розовые или алые. За заборами виднеются незнакомые деревья. У них жесткая, на вид пыльная листва, а кора шелушится или как будто сделана из веревок. Общий вид – декоративно-потрепанный. Деревья кажутся Гейл равнодушными или неопределенно-зловредными – она решает, что это типично для тропиков. По тропе впереди вышагивают две цесарки – величаво и нелепо.

Дом, где живут Уилл и Сэнди, скрыт забором из планок, выкрашенным в бледно-зеленый цвет. У Гейл падает сердце – его словно сжимает в тисках при виде этого забора, этой зеленой краски.

Улица кончается тупиком, так что Гейл вынуждена развернуться и идти обратно. Она снова проходит мимо того дома. В заборе есть ворота, чтобы машина могла выехать или въехать. И еще – щель для писем и газет. Гейл чуть раньше заметила такую щель в заборе перед другим домом – заметила только потому, что оттуда торчал журнал. Значит, ящик не очень глубокий и, просунув туда руку, можно нащупать конверт, если он стоит вертикально. Если почту еще не забрали люди, живущие в доме. И Гейл сует руку в ящик. Ничего не может с собой поделать. И в самом деле находит письмо, как и предполагала. И кладет его в сумочку.

Она доходит до мелочной лавки на углу и оттуда вызывает такси.

– Вы из какой части Штатов? – спрашивает продавец.

– Из Техаса, – говорит она.

Ей почему-то кажется, что здешним жителям будет приятно это услышать. И в самом деле, продавец поднимает брови и присвистывает.

– Я так и думал, – говорит он.

Конверт надписан почерком Уилла. Значит, это не ему письмо, а от него. Он адресовал это письмо мизз Кэтрин Тернаби, дом 491 по Хотр-стрит. Здесь же в Брисбене. Поперек конверта другим почерком нацарапано: «Адресат умер 13 сентября, вернуть отправителю». У Гейл такая каша в голове, что на миг ей кажется, будто умер Уилл.

Она приказывает себе успокоиться, собраться, укрыться ненадолго от солнечных лучей.

Но тем не менее, когда она, оказавшись в номере гостиницы, читает письмо, то приводит себя в порядок, снова берет такси, на этот раз до Хотр-стрит, и там, как и ожидала, видит объявление в окне: «Сдается квартира».

Но что же за письмо послал Уилл мизз Кэтрин Тернаби на Хотр-стрит?