– Пойдем, я покажу тебе кое-что, – шепнул Павел на ухо жене.

Она послушно кивнула:

– Куда?

– В соседний зал.

Он взял ее под руку. Ему еле-еле удалось пробраться сквозь толпу ценителей искусства. Супруги прошли в соседнюю комнату, чуть меньших размеров, и Киселев показал ей портрет, висевший слева:

– Тебе знакома эта женщина?

Настя пожала плечами:

– Что-то знакомое наблюдаю. Где-то я ее видела. А кто она?

– Марианна Пескарева, – пояснил муж. – Лисицкий ведь писал и элиту нашего города.

– Так это она? – брови женщины взлетели вверх.

– Однозначно. А вот и подпись.

Лисицкий изобразил Пескареву в нарядном летнем платье сидящей на стуле возле бассейна, находившегося в загородном доме. Ее полные губы слегка изогнулись в улыбке, зеленым глазам не хватало доброты. Перед ними была женщина, способная на многое, женщина порочная, с такой же порочной красотой, которая почему-то всегда привлекала мужчин.

– Да, – только и вымолвила Настя. – Все же Владимир Ефимович – очень талантливый художник. Он сумел показать ее характер.

– Возможно, – проговорил Павел. Они еще немного постояли возле картины, пока не услышали голос хозяйки Людмилы Борисовны.

Она взяла Настю под руку и затараторила:

– Куда же вы запропастились? Мы только вас и ждем. Сейчас все начнут расходиться, а вы садитесь в нашу машину – серебристый джип «Сузуки». Он стоит сразу возле входа. Мы поедем к нам на фуршет.

– Хорошо, – кивнули супруги.

Они быстро вышли из Дома творчества и сели в автомобиль. Шофер им приветливо улыбнулся:

– Сейчас выйдет Владимир Ефимович. Ему удалось отвертеться от традиционного фуршета. Вы же знаете, что после таких мероприятий гостей полагается угощать.

– И это правильно, – вставила Настя. – По-моему, проводить фуршет или не проводить – должен решать виновник торжества.

– Лисицкий сказал, что сразу уезжает на несколько дней в командировку в Питер, – пояснил шофер. – Это правда и неправда одновременно. Он уезжает завтра утром.

Киселев улыбнулся, увидев взъерошенного художника, пробиравшегося через толпу. За его руку держалась Людмила Борисовна. Им удалось пробраться к машине, влезть на сиденья.

– Гони, – приказал Лисицкий шоферу, и автомобиль плавно тронулся с места. Толпа несколько секунд шла за машиной, потом начала расходиться.

– Еще несколько семейных пар подойдут прямо к дому, – пояснила декан. – Вы не осуждаете нас за жадность? Понимаете, – обратилась она к Павлу, – таких моментов в нашей жизни было достаточно. Некоторые и на выставку приходили из-за фуршета. А между прочим, мы небогаты. Сейчас продать картину нераскрученному художнику, даже если он талантлив, очень тяжело.

Лисицкий кивнул:

– У меня есть один приятель, которому, так сказать, повезло в этой жизни. Он оказался в нужном месте в нужное время, в городской строительной организации, и когда в стране начался хаос, их организация приватизировала целые дома, естественно, с квартирами. В общем, он простой инженер, а сумел нажить громадное состояние. Квартиры он записывал на дочерей, зятьев и внуков, потом потихоньку продавал и на эти деньги жил с женой и детьми. Денег у него было столько, что хотелось куда-нибудь вкладывать. Жена покупала бриллианты, а он – картины местных художников. Ему почему-то казалось: настанет время – и они сильно поднимутся в цене. А потом случилось большое несчастье. Знаете, – Владимир Ефимович кашлянул, – мне думалось: я в жизни не видел человека здоровее. В поликлинике у него даже не было карты. Он никогда не брал больничный. А потом у него заболел бок. Он долго тянул с походом к врачу, наконец поддался на уговоры жены, потому что боли мешали ему жить, а таблетки не помогали. Ему сделали МРТ и обнаружили рак четвертой стадии. Он стал искать хороших врачей, даже ездил за границу, и ему пообещали продлить жизнь. Деньги стали разлетаться, как листья деревьев в ветреный день. Приятель постоянно лечился за рубежом и потратил все сбережения. Ему предоставляли самое современное и дорогущее лечение. И настал день, когда они с супругой стали думать, что можно продать. Естественно, приятель указал на картины. Он знал, что ко мне в мастерскую заходят люди и иногда что-нибудь покупают. Раньше это случалось чаще, потому что денег люди имели больше. Так вот, он попросил меня продать картины наших приреченских художников и заломил непомерные цены. Я сказал честно: за такие деньги у него никто ничего не купит. Но он настоял, и я выставил их в мастерской. Картины простояли полгода. Посетители глядели на цену и сразу отходили. Когда приятель узнал, что мне не удалось продать ни одной, он забрал все и обиделся на меня. Нас примирила его жена. «Я всегда говорила тебе: нужно вкладывать в золото, – проговорила она тогда, – а ты уперся в картины. Вот теперь и получай».

– Он умер? – поинтересовалась Настя.

Владимир Ефимович покачал головой.

– Жив. Но разве это жизнь в вечном ожидании смерти?

– Ужасно, – вставил Павел. За разговорами время пролетело незаметно. Машина подъехала к трехэтажному дому-сталинке.

– А вот и наши хоромы, – сказала Людмила Борисовна. – Милости просим. Ой, смотри, Володя, у подъезда уже и гости ждут.

Лисицкий заулыбался и вылез из машины. Человек десять направились к нему с цветами и какими-то коробками. Он поочередно обнялся со всеми.

– Проходите, дорогие гости.

Все поднялись на третий этаж и прошли в прихожую. Павел подумал, что насчет своих финансов супруги немного лукавили. Квартира была отделана прекрасно. Сразу было видно: этот ремонт не обошелся без участия дизайнера по интерьеру, который сопровождал все этапы ремонта от рисования эскиза до выбора и расстановки мебели. Киселев много раз бывал в подобных квартирах, однако нигде не видел такой планировки. Главная цель любого ремонта – создать в доме комфорт и уют, то есть удобное для жизни людей пространство – здесь была достигнута. Судя по всему, хозяевам помешала для осуществления их планов планировка квартиры, и они ее перепланировали. Здесь Павел и Настя увидели все: и многоуровневые потолки, и полы, и дверные проемы, и арки сложной формы. На полу лежал художественный паркет. Стены, естественно, украшали картины Лисицкого.

«Да, тут за перепланировку он немало заплатил», – подумал Павел и посмотрел на Настю. Она ответила ему понимающим взглядом.

– Пройдите в гостиную, – Людмила Борисовна засуетилась и провела всех в огромную, самую большую из пяти, прекрасно отделанную комнату. Посередине стоял стол, ломившийся от всевозможных деликатесов.

– Налетайте, – по-простецки заявила она. – Кто хочет сказать тост?

Белокурый симпатичный мужчина средних лет, по виду тоже из творческой интеллигенции, поднял бокал:

– Сегодня много говорилось о таланте автора. По-моему, это бесспорно. Конечно, первый тост за него. Он написал прекрасные полотна. Желаю тебе, дорогой Володя, создать такие шедевры, чтобы за них дрались музеи мира.