Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не бойся, я и левой биться могу.
Где-то впереди слышались ругательства Радомира вперемешку с заклинаниями. Волхв отбивался от врагов, и одновременно пытался лечить рану Озара. Бой закипел с новой силой. Проигрывающие до этого тарсы воодушевились прибытием подмоги и с новыми силами бросились в битву. А гаравайцы сейчас вынуждены были защищаться, понимая, что пощады не будет.
Честимир повёл Яронегу подальше от опасного места:
— Нечего тебе здесь делать, ещё зацепят ненароком.
Но, казалось, сегодня княжна была словно заговорённая: ни у кого не получалось увести её с поля боя. Маг’ярский княжич сразу узнал, кто перед ним:
— Гунари?.. Не ожидал тебя здесь встретить!
Гараваец с улыбкой посмотрел на княжну, потом на Честимира. Вздохнул с непритворным сожалением. На тарском он говорил почти без акцента:
— Жаль, маг’ярец, что ты так не вовремя появился!.. Приедь на полчаса позже — остался бы жить. А так придётся тебя убить. Поверь, наши соболезнования князю Светигою и княгине Роднике в связи со смертью их любимого сына от рук распоясавшихся разбойников будут самыми искренними.
Честимир спокойно слушал Гунари, внимательно следя за каждым его движением:
— Не рано ли соболезнуешь?
— Сейчас узнаем!
Затаив дыхание, княжна Яронега следила за их боем. Гунари сначала с улыбкой встречал удары юнца, потом улыбаться перестал, оценив сноровку маг’ярца. Но гараваец был сильнее и опытнее, его движения были отточены не на тренировках, а в настоящих сражениях. Гунари напоминал смертоносную тень: каждый его взмах мечом мог стать последним для маг’ярского княжича. Гараваец не стал недооценивать Честимира, справедливо считая, что молодость и малый военный опыт не такой уж большой недостаток. Гунари бился так, как будто это был самый важный бой в его жизни.
Радомир обернулся на вскрик Яронеги и побледнел. Честимир стоял, раскинув руки, не сводя глаз с острия меча, упирающегося в грудь. Гараваец победил. На тонких губах мужчины мелькнула довольная улыбка. Ему оставалось сделать один последний удар.
— Обязательно выскажу соболезнования лично, — пообещал Гунари.
И тут же охнул, недоверчиво глядя на блестящее, окровавленное лезвие, торчащее из живота. Волхв скрипнул зубами, поворачивая меч в теле врага:
— Давай лучше мы пособолезнуем твоему брату.
Гунари усмехнулся, не в силах поверить в такую нелепую смерть. И вдруг… Яронега закричала, падая на колени. Оружие, только что грозившее Честимиру, одним точным ударом назад пронзило колдуна. Радомир, ругнувшись, оттолкнул уже мёртвого гаравайца, вырвал меч из своего тела. В глазах стало темнеть с ужасающей быстротой. Честимир подхватил оседающего мужчину, в панике огляделся и позвал:
— Дядька Волин!
Тарс подбежал к ним. Посмотрел на стремительно краснеющую рубаху Радомира, на окровавленные руки маг'ярца.
— Нимфириель! — заорал он во всё горло.
Альвийка обернулась и мгновенно всё поняла: плачущая Яронега, Честимир с белым неподвижным колдуном на коленях и перепуганный на смерть Волин.
— Не может быть!
Девушка бросилась на помощь, перескакивая через убитых и раненых. Она присела, осматривая рану волхва.
— Ну что? — тарский дядька затаил дыхание, забыв про собственную боль.
— Серьёзная рана.
— Я знаю, Нимушка! Вылечишь его?
— Попробую.
Радомир отогнал подступающую дурноту, пригляделся, узнал рыжие волосы и попробовал пошутить:
— О-о, альвийка… Накаркала мне смерть, да?!
Девушка промолчала, пытаясь остановить кровь. Стоя на коленях, она бинтовала рану тонким куском полотна из своего пояска. А когда посмотрела на колдуна, не поверила глазам. Тот пялился в ворот её рубахи. Нимфириель отшатнулась, прижимая ткань к груди.
— Твоё счастье, что ты полудохлый. А то сейчас заработал бы такую оплеуху!
— А тебе жалко?.. Могу я умереть счастливым, глядя на прекрасное?
— Нет, — отрезала альвийка и повернулась к взволнованному дядьке: — Раз шутит — не помрёт. Несите колдуна к реке. Источник его магии — вода, она поможет.
Честимир со своими дружинниками добивали последних врагов, некоторые маг’ярцы искали сбежавших и спрятавшихся «разбойников». Нимфириель осматривала раненых, кому ещё можно было помочь. К сожалению, таких было мало. Из маг’ярцев уцелели только Жунь и Пелг. Тарсы потеряли пятерых. Озар неподвижно сидел рядом с убитыми товарищами, не в силах поверить, что ни Данила, ни Радех, ни Скин больше никогда не заговорят с ним. В ста шагах лежал Пересвет, утыканный гаравайскими стрелами. К Божаю с мечом так никто и не смог подобраться, и враги попросту подняли его на копья. Нимфириель помогла Милану перевязать раненую руку. Дружинник не издал ни одного звука, голубые глаза словно потухли. К ним подошёл маг’ярский видун Усыня. Вытирая меч, он оглядел долину, покрытую мёртвыми телами.
— Мы торопились, как могли…
— Княжна жива-здорова — это главное, — оборвала его видунья.
Мужчина отошёл, сообразив, что сейчас не лучшее время для разговоров.
Нимфириель направилась к реке. Волин, заметив её, благодарно кивнул, и пошёл проведать своих дружинников. Девушка села рядом с колдуном:
— Ты как?
— Жив пока.
Радомир лежал в воде, благо место тут было неглубокое. Под голову кто-то заботливо подложил скрученный ворох из одежды. Нимфириель удовлетворённо отметила, что кровь из раны больше не течёт, да и колдун, хоть и выглядел плохо, но на умирающего не тянул. Мужчина вздохнул, пробуя шевелить пальцами в воде:
— Ты убила чародея. Честно говоря, не ожидал.
Нимфириель глянула на волхва, ожидая насмешек, но он был серьёзен. Альвийка пожала плечами:
— Мне просто повезло. Чародей был слаб после моего заклинания: потерял много крови. В другой ситуации он разделался бы со мной в два счёта.
— Силён?
— Это был маг-воин. И магия его на крови, а не как твоя — на водичке.
Володарович улыбнулся:
— Меня моя водичка полностью устраивает, — и спросил. — Ты не пробовала вернуть Волину руку?
— Он её не нашёл.
— Как?
— Ты же видел, какое там месиво!.. Не разберёшь где свои, где чужие, — девушка осторожно распахнула мужскую рубаху, проверяя повязку.
Радомир следил за ней:
— Будешь меня лечить?
Нимфириель промолчала, легонько потрогала свежий, ещё красноватый, полукруглый след на груди:
— Это я?
— Угу, зубы у тебя что надо, — мужчина кивнул, ощущая тепло, расползающееся от девичьей ладони на животе.