уже минуты через три в образе бэтээра, щедро разбрасывавшего питательную донецкую землю из-под колёс и шустро углублявшегося в сопредельную темноту.

Итогом операции стали пригнанная на КПП древняя крытая «шишига» и длительные переговоры кого-то с погранцами, окончания которых боец уже не застал. По отрывочной фразе, брошенной веселящимся дэнээровцем (переход был у соседей), он понял, что некие наивные ухари добровольцы посчитали, что раз степь, то её никто не охраняет, и приборчиков внимательных нет. И попёрлись внаглую на грузовике. Хорошо, что рация у них была правильно настроена, на правильную волну: когда услышали приказ команде бэтээра стрелять в случае продолжения движения, остановились, обозначили себя светом и по радио.

В общем, энтузиасты просачивались, полагая, что тут всё мёдом намазано, им сейчас же дадут оружие и направят на фронт. А казачки встречали их неласково. Бросали на подвал и начинали задавать вопросы. И если некто в течение первых пятнадцати минут не успевал убедить их в своей пушистости и добронамеренности, то приходилось такому добровольцу несладко.

Как рассказывал Алексею казачок в Алчевске, где Кравченко был принят подозрительными патрульными Головного, никаких особых пыток и жестокостей. Людишек били вдумчиво, чтобы посмотреть, кто как держать будет экзекуцию. И в зависимости от этого уже определяли дальнейший путь добровольца — на окопы на пару неделек для дальнейшего наблюдения, на подвал дальше или же — по законам военного времени, как укровского шпиона.

— Но то редко совсем, — заверял казачок, заглаживавший за немудрящим столиком вину перед «правильным» Алексеем за первоначальную подозрительность. — Когда точно всё со злодеем ясно. И то иной раз просто выкидывали его между своим и укропским блокпостами, когда подозрения были, а доказательств — нет. Не звери, чай…

Анне-хозяйке подобное, понятно, не грозило, но она всё равно начала преданно смотреть на Томича и развёрнуто отвечать на его вопросы.

Выяснялась с её слов интересная ситуация. Ежели прежде, «при хохлах», бизнес сдачи квартир был достаточно хорошо налажен — долю за спокойствие давали участковому (присутствующий мент пожал плечами (он-де новый, тогда не работал), кому-то ещё наверх по милицейской линии и немного в жилконтору, чтобы те по своим каналам не устраивали подляны в самые те моменты, когда на квартире милуется парочка, — то после смены власти жилконторские остались, а вот с милиционерами пошли разные заминки. Так это сформулировала Анна. И довольно скоро на подобных ей хозяев вышли ребята, что называется, с окраин. Ну, или со спортивных клубов. Сначала рядились под ополченцев, но в конечном итоге довольно быстро обозначили свою настоящую принадлежность к бандитам. «К мафии», — как сказала Анна.

Жить всем надо, так что взаимовыгодный вариант «налогообложения» нашли быстро. И всё было хорошо, бандиты вполне исполняли свои обязательства, когда надо было регулировать разные спорные ситуации. Анну вот не обижали ни разу, да она и дела с ними не имела. Встречалась раз в неделю с одним человеком — даже не она, а муж её, — тот получал оговорённую долю, и всё. Жильцы ничего и не знали о потаённых от них сторонах квартирного бизнеса.

Но с месяц назад тот человек задал вопрос: кто, мол, живёт, в частности, у неё из постоянных. А на её трёх квартирах постоянно жил только вот он, Алексей. А когда парень узнал, что жилец из военных, то потребовал описать его и узнать фамилию.

Да, вспомнил Алексей, точно! Приходила она с каким-то якобы требованием указать данные проживающих жильцов. Дескать, власти какой-то учёт вводят. Ему скрываться было не от кого, так что он фамилию назвал и со спокойным сердцем обо всём забыл. А оно вон как повернулось.

Анна как раз в это время страстно заверяла Томича, что не знала, для чего это надо было представителю «крыши», а то бы ничего не говорила.

Врёт, конечно, ссориться с бандитами ей было совсем не с руки. Но знай она, что сотрудничество закончится гранатой в окошко и разгромом квартиры, то обвела бы их мимо темы. В общем, тётка-то не злая и не предательская даже. Просто хитрая, как все хохлушки. И на выживание нацеленная любой ценой. На выгодное выживание. Этакий украинский прапорщик в юбке…

Адреса крышевателя она, конечно, не знала, но номер телефона продиктовала. И рассказала, когда — примерно, ибо по факту время встреч колебалось — надо было ожидать следующей с ним деловой встречи.

Алексей про себя заключил, что паренёк после случившегося вряд ли придёт. Но «мафия» эта доморощенная за своими деньгами непременно вернётся. Собственно, правопорядок и отличался-то на Украине от чисто мафиозного тем, что дани и поборы шли милиции, а не бандитам. Хотя и тем своё перепадало — подчас от милиции.

В России, что ли, не так было? Там просто теперь в систему всё собрано, потому и беспредела мало. Уж кому как не Алексею Кравченко было об этом знать с его опытом работы в «Антее»!

Вот так, за полезным разговором и провели время, покуда не подошла вызванная Томичом машина, и тот с задержанной и сопровождением отправился в управление — закреплять показания, как сказал. Алексею он посоветовал продолжать быть осторожным, ибо не сегодня ещё злыдней повяжут, а лучше бы и вовсе отправлялся он по месту службы и не отсвечивал.

Тот пожал плечами, покивал. Оговорился лишь, что зайдёт в больницу, Ирке её вещички передать, телефон да документы. И сразу — в располагу. Максимум — может, ещё домой к ней метнётся, ежели понадобится девочке что-нибудь оттуда. Да и мать её успокоить, что с внуком сидит. Самому, конечно, оно не с руки будет звонить с такими известиями, пусть Ирка сама и позвонит, ежели верно то, что не очень опасное у неё положение со здоровьем.

* * *

Обдумывал Алексей эти и дальнейшие шаги как раз по пути на рынок за гостинчиками и, главное, новыми симками.

Тревоги никакой не испытывал — вот как-то до сих пор всё некогда было позволить себе расслабиться до такой степени, чтобы приоткрыть той путь в себя. Расслабился, правда, вчера… с Настей… Что теперь Ирке говорить…

Как быть теперь вообще со всем этим, что свалилось так внезапно? Блин, действительно получается предательство какое-то: не успело любимую девушку ранить, как он тут же ночь с другою проводит!

Ну ладно, любимая тут для красного словца, конечно. Хорошая Ирка девка, но любви он к ней никакой не чувствовал. Ну, то есть как никакой? Не голый секс-то ведь у них с нею! Значит, чувство какое-то есть. Не любовь, ладно. Дружба такая? Когда мужчине