— Правильно.

— Господи, и сколько же он стоит?

— Фантастическая сделка.

— Bay!

— Нравится?

— Очень.

— Это номер один, мне кажется, он как раз в стиле нашего офиса.

Мне показалось странным, что это сокровище она хотела оставить в офисе.

— Он может стоить миллионы, — ответил я.

— Между прочим, — возразила Ротти, — Гарри скоро позвонит, чтобы получить свое вознаграждение. Позаботься об этом.

— Вознаграждение?

— Да, свидание с какой-нибудь из девушек. Ты же знаешь, какие самые лучшие.

— Не понимаю, почему нужно награждать его…

— Он, бедный, так трудился.

— У него сплошные приемы, неужели он не может сам найти себе девушек?

— Наверное, нет, — отрезала Роттвейлер, указывая, где повесить картину. — Вот там, рядом с Хокни[27].

Я повесил картину, и Ротти присвистнула от восторга. Никогда прежде я не замечал за ней таких вульгарных проявлений чувств.

— Может, он гей?

— Он не гей, — возразила Мисс, — просто при его состоянии трудно найти девушку. Он слишком богат. А женщины алчны. Если бы он был геем, просил бы парня, а не девушку.

— Но раньше вы не слишком стремились его вознаградить.

— Что ж, раньше он не оказывал мне таких услуг и не был так любезен. Кроме того, почему бы не сделать ему приятное? И для девушек тоже большая удача, я всегда забочусь об их благополучии. У них должно быть достаточно денег. Я не хочу, чтобы они хватались за дешевые контракты, чтобы подработать. И хорошо, если кому-нибудь из них посчастливится выйти замуж за богатого порядочного человека.

— Вы много встречали порядочных богатых людей?

— Ты знаешь, о чем я! Как бы то ни было, он хочет, чтобы его тоже любили. Представь себе, даже Уорхол этого хотел. Но быть верным кому-то одному такие люди не могут. Им нужно много связей. Им нужна новизна.

— Разумно.

— Так вот, когда Гарри позвонит, помоги ему.

— Мне кажется, будет лучше, если вы уладите этот вопрос сами. — Я пытался избавиться от неприятной миссии изо всех сил.

— Ты ведь художник, да? — Она прищурилась. — Ты просто обязан взять на себя заботу о том, чтобы удовлетворить его вкусы. Обязан!

— Видите ли, я ему не обязан. Он мне не устраивал персональные выставки.

— Если подберем ему подходящую жену, он устроит тебе все, что захочешь.

Меня шокировала уверенность Роттвейлер в том, что я готов выполнять обязанности сводника при условии, что со мной хорошо расплатятся.

— Не думаю, что я его заинтересую. Он не работает с начинающими.

— Не бери в голову, у Гарри есть тысяча способов заставить остальных принять то, что он считает нужным им навязать.

На следующий день Гарри позвонил Роттвейлер.

— Гарри Баллкиан звонит, — сообщил я.

— Возьми трубку.

Я взял трубку, но говорить он пожелал только с ней. Так продолжалось неделю. Он звонил, Роттвейлер велела мне отвечать, он был недоволен и не хотел говорить со мной. Казалось, эта комедия никогда не закончится.

— Он позвонит тебе, — раздраженно сообщила Роттвейлер, — сделай все, что нужно.

За день до открытия выставки-вечеринки Веблена Гарри все же решил со мной поговорить. Он молчал минут десять, пока я терпеливо ждал, и затем вдруг возмущенно воскликнул:

— Что происходит?

— Мистер Баллкиан?

— Да, так что происходит?

— Вы мне звоните?

— О да. Я звонил Хелен, она хотела кое-что сделать для меня.

— Она в Цюрихе, — соврал я. — Мисс Роттвейлер говорила мне о том, что вы готовите вечеринку, и хотела, чтобы я привел туда некоторых наших девушек.

— Вы? А Хелен не придет?

— Она вернется только через несколько дней.

— Дайте мне ее номер телефона, — настаивал он.

— Это невозможно. Она вне досягаемости, ее доктор… Мисс Роттвейлер желает, чтобы это осталось в тайне, но поскольку она говорила, что вы ее лучший друг, я должен обязательно присутствовать вместе с нашими девушками…

Я лепетал всякий вздор, когда мне сообщили, что есть еще один звонок, требующий немедленного ответа. Я отложил трубку и крикнул во все горло:

— Скажите мистеру Леттерману, что я перезвоню ему! Я разговариваю с мистером Баллкианом и не могу прерваться. Простите, мистер Баллкиан, в отсутствие Мисс Роттвейлер в офисе сплошная неразбериха. Видите ли, она просила меня как президента «Мейджор» привести с собой девушек на вашу вечеринку…

— Вы не сказали, что вы президент… — удивился он. — Можешь называть меня на ты или просто Гарри.

— Чарли.

Вот так я и дождался своего признания в роли президента агентства — сразу заслужил право быть на короткой дружеской ноге с самим Баллкианом.

— Хм… послушай…

— Чарли, — представился я повторно.

— Чарли… ты мог бы привести Кару Мерксон? Надеюсь, она не откажется пообедать…

— Спрошу у нее, — пообещал я прежде, чем мы распрощались.

Я позвонил Каре и рассказал о нашем разговоре. Она спросила:

— Он извращенец? — а затем, засмеявшись, добавила, что готовит клубничный пай и должна немедленно достать его из духовки.

Один раз в три года в Нью-Йорке устраивалась эта выставка, больше всего напоминавшая шоу, на которое обычно приглашались художники, писатели, режиссеры, саксофонисты, спортсмены, бонвиваны и повесы богемного мира.

На мероприятии представлялись картины Фаркара Веблена, художника, стремящегося смешать все традиции. Он заслужил признание, прежде всего благодаря размерам своих холстов и почти эпическому размаху своих амбиций, подогреваемых титанической энергией.

Поскольку Роттвейлер возложила на меня почетную обязанность поставлять Гарри девиц для свиданий, мне следовало быть ей признательным за то, что я теперь мог побывать в столь блестящем обществе и свести знакомство с элитой художественного мира, с представителями творческой богемы и любимцами публики.

Веблен был полностью удовлетворен сотрудничеством с Роттвейлер и заказчиками, которых она ему рекомендовала. Его супруга Олимпия сама была моделью, которую Роттвейлер открыла и пестовала в течение многих лет — она очень преуспела в рекламе белья и марок спортивной одежды. Таким образом, Олимпия довольно долго являлась моделью Роттвейлер и музой Веблена. Звали ее тогда не Олимпия, а Блинка. Как всегда в случае с моделями Мисс, у нее было смешанное происхождение — полуиспанское-полуафриканское. Один молодой фотограф, сделавший целый ряд ее снимков в голом виде, завоевал такую популярность благодаря этому, что стал звездой первой величины. Но к тому моменту, когда я познакомился с Гарри, Олимпия уже была слишком далека от времени своего расцвета, и я подозревал, что именно тоскливый взгляд на фотографии ее юности заставлял Веблена присматриваться к девушкам, которых я привел с собой, — он выбирал среди них следующую кандидатку на роль миссис Веблен.