— это легкость снятия одежды, точнее платье не нужно вообще снимать, просто задрал и она готова к делу.

Я спросил у той девушки, где тут в Нижнем можно найти соловецкий монастырь или лесистую местность, чтобы переночевать с минимальным риском быть замеченным и потерять здоровье. Она поугарала и позвала к себе на квартиру. Мы немножко прошлись по набережной, она написала адрес, номер автобуса, название остановки и свой сотовый: вот какая умничка оказалась.

Я приехал на место ближе к позднему вечеру. Когда я вошёл она немедленно позвонила своему бывшему супругу. Девушка выглядела слегка взбудораженной, но не сексуально, она опасалась меня. Я сел на кухне, она налила мне тарелку супа — очень кстати густого и наваристого, как у матери, не пожалела картошечки. Она спросила, как меня найти в инете, а я сказал ей набрать Александр Вор Бродяга. Я забыл, что она воспринимала действительность не так, как я. Ты бы сама как отреагировала, если бы ты пригласила рослого и жилистого парня с улицы к себе на хату ночевать, а он тебе ещё скажет, что он Александр Вор Бродяга.

Я выбрал себе такой ник, потому что мой кумир Японский дед так обругивал всех звонящих мастеров телефонного безумия под запись. Если бы я ей ещё начал втирать и про Японского деда, то её бывший примчался бы и сделал из меня японский флаг старого образца и вышвырнул на улицы необъятного Нижнего Новгорода. Я спонтанно вытащил паспорт и попросил её щёлкнуть мои персональные данные и отправить всем друзьям. Она засмеялась и расслабилась, потому что чувствовала, что я вижу её насквозь, все её социальные страхи и навязчивые сомнения очень легко читались. Она откровенно рассказывала о жизни: до свадьбы, после развода. Ребёнок был у её матери. Сама эта девушка снимала эту хату и работала в банке. Узнала, что муж ей изменял, вот всё и развалилось и стала она как все тащатся от этих слов: разведёнка с прицепом. Все мои внутренние взгляды и убеждения убедительно подтверждались прямо на глазах из обычного опыта человека, до которого было рукой подать.

Ближе к глубокой ночи позвонил бывший, она сказала, что всё в порядке. Нужно было ложиться спать: ей на работу, мне дальше по трассе. Она занервничала, оделась, вышла на улицу. Я принял душ, остался в одних трусах. Она вернулась и тоже пошла сполоснуться. Прежде чем лечь на свою огромную и широкую постель эта девушка расхаживала в нижнем белье туда-сюда. Я надул коврик и скромно лёг на пол рядом. Так было жаль, что с такой здоровенной кроватью под спиной она не разделила её со мной. Позвала с улицы, накормила супом, добавилась в друзья, рассказала о жизни, послушала меня о жизни, ходила в трусах и лифчике и в финале просто не сказать, что места хватит и тебе. Сука не захочет — кобель не вскочит. Гейша не захочет, самурай не заскочит.

Эта девушка была не тотальной, незрелой внутри. Если бы она наблюдала себя, она бы осознала, что так сильно хотела заняться со мной нелюбовью, что растоптала избитый шаблон и сразу пригласила в святое из святых девушек: своя конура, где она может делать всё, что хочется. Но это была её подавленность, пустой страх, духовно-нравственное воспитание мамы-совка, у которой никогда не было секса.

На самом деле я просто был её недостоин: недомужчина с полным отсутствием тестостерона, гормональным сбоем и извращением воли, потому что всегда считал, что неправильно заниматься любовью с девушкой через влагалище.

Перед тем, как уснуть я протянул ей руку снизу, она пожала её и холодно отвернулась к стенке.

Она просто предоставила мне ночлег и всё на этом. Утром я вышел вместе с ней. Было уже умеренно тепло, сонные тетери плелись на работу. Я поблагодарил её за пищу и кров и попрощался навсегда, я и не общался с ней в сети: зачем дружить с девушкой, которая не видит в тебе своего сексуального партнёра.

Владимир встретил меня ближе к полудню, церкви и ворота, больше там смотреть было нечего.

К вечеру я достиг окраины Ярославля. Я понимал, что не было смысла в такое время переться вглубь древнерусского города. Я дошёл до первых многоэтажек и подумал о ночёвке на кровле. Потому что из-за герба города я боялся идти ночевать в лес, а он был очень близко. Я обследовал множество подъездов, все выходы наверх были заблокированы висячими замками. Пришлось возвращаться в лес, меня подвёз в обратную сторону спонтанный водитель, который сам остановился: такое часто бывало. Этот чудак высадил меня в хорошем месте, где было озеро, он прекрасно понимал, что я смог бы там помыться освежиться.

Начало резко темнеть. Мне предстояло второй раз в жизни спать на улице вне помещения. Я пошёл прочь от асфальтовой дороги в сторону древесной растительности. Возле гусиного озера останавливаться было глупостью: у воды роились комары, лягушек на них не хватало. Я прошёл сквозь кусты и оказался у поваленного дерева, параллельного земле, как лавка.

Пока ещё было видать я быстренько разбил лагерь и оказался внутри палатки: мучительно переживал, как модно было когда-то говорить — выход из зоны комфорта. Хорошо, что я был усталый от пробежки по Владимиру.

Единственное из-за чего приходилось просыпаться — это поссать. Я просто не меняя положения расстёгивал вход и как можно дальше выдавал вперёд свою промежность, вытягивал хер и так и писил лёжа на боку. Лень было вылазить из прогретого и тёпленького спальника, да и температура воздуха была очень низкой для изнеженного квартирного тела. Я очень тихо себя вёл: мерещились матёрые волки и медведи.

К счастью я как-то выжил. Собрался, немного заблудился, пробирался через жуткие непроходимые дебри. Меня спас только шум дороги. Я выдвинулся поскорей на него, потому что под ногами встречался свежий кал крупного животного, я когда-то читал книги и по охоте и про следопытство. Озеро меня умыло и взбодрило. Мне нужно было спешить, потому что я хотел израсходовать день на Ярославль и вечером свалить из города, чтобы снова переночевать в безопасном и отдалённом от людей месте.

Я быстро оказался в центре, посмотрел эти домики с тысячки. Навстречу мне попалась группа ребят, они захотели поговорить со мной о Боге. Ну я им и не отказал и поговорил как следует. Они сказали, что живут на квартире, за которую не пойми кто платит. Мне показалось очень странным. Я не думал, что православная церковь могла вот так