Возница дал менестрелю и монаху кусок широкой рогожи, сплетенной из мочала, которой они укрывались от непогоды и разных опасностей – вдруг какому-нибудь любопытному вояке вздумается заглянуть внутрь повозки. Когда приближался конник, возница стучал кнутовищем по борту вагенбурга, и его пассажиры тут же прятались под рогожу.

У сидевшего на передке возницы, недалекого малого из Тюрингии, голова шла кругом от разговоров святого отца и менестреля, коротавших время за философическими спорами.

– …Стремление к Богу и познание его возможно главным образом через внутренний опыт, – витийствовал отец Руперт. – Стремление к Богу – это есть естественное чувство человека.

– Согласен, – быстро подхватил его мысль менестрель. – Но если это так, то почему пруссов, у которых другие боги, мы насильно обращаем в христианскую веру? Ведь они тоже люди и тоже познают Бога через внутренний опыт. И он у них никак не меньший, чем у нас.

– Есть два пути познания Бога – философский и богословский, – снисходительно улыбнулся монах. – Философия в своем познании исходит из вещей и затем по ступенькам восходит к Богу. Путь богословский, наоборот, исходит из откровения, из того, как нам дается в откровении знание о Боге, и затем уже происходит нисхождение к животному миру. Богословие ведется светом Божественного откровения, философию ведет естественный свет разума. Идолы пруссов – это дьявольское заблуждение.

– То есть, по-вашему, несчастные дикари еще не доросли до философского пути познания истинного Бога, – с иронией сказал Хуберт. – И вы, ваша святость, минуя этот важный этап в становлении человеческой личности, сразу же пытаетесь втюхать им богословские догмы. Однако! Это все равно, что сеять рожь зимой, по заснеженному полю.

– Богословие ведется светом божественного откровения, философию ведет естественный свет разума. Но эта самостоятельность философии кажущаяся, потому что в действительности каждый человек пользуется некоторым критерием истинности, который исходит из божественного откровения. Поэтому разум может пользоваться своими истинами лишь при помощи сверхъестественной помощи. В этом и состоит моя главная задача – дать неразвитому разуму диких пруссов надлежащую опору на откровение. Пока они пользуются своим разумом самостоятельно…

– Если вы попадетесь в руки лесным дикарям, – перебил его, посмеиваясь, Хуберт, – они вмиг докажут вам, что их разум достаточно развит. Хотя бы для того, чтобы отправить вас на костер аки жертвенного агнца.

– Свят, свят! – замахал испуганно руками монах. – Спаси и сохрани нас, Господи!

– А по-моему, святой отец, вы ставите телегу впереди лошади. Сначала нужно объединить пруссов под началом ордена, притом без ненужных жестокостей. Ведь милосердие – лучший путь к душе любого человека, даже дикаря. А затем постепенно развивать его разум, чтобы божественное откровение не знало преград.

Отец Руперт собрался что-то возразить, но тут раздался условный стук, и они быстро спрятались под рогожу. Спустя какое-то время над их головами раздался знакомый голос:

– Эй, улитки, выползайте на свет ясный! Я притащил вам корм.

Откинув рогожу, Хуберт увидел хитрую физиономию Эриха, оруженосца Ханса фон Поленца. Они договорились, что тот будет приносить им еду и пиво. Конечно же продукты большей частью были ворованными, однако платить за услугу все равно приходилось, и немало, – Эрих был тот еще проходимец.

Тем не менее менестреля такой оборот дел вполне устраивал: еда в войске крестоносцев строго нормирована, посторонним она не полагалась, и ее можно было купить разве что у маркитантов, однако те продавали все втридорога, поэтому услуга Эриха и впрямь подвернулась весьма кстати. А монет у менестреля, которому Ханс фон Поленц отдал свой долг (да и на пиру он неплохо подживился), было больше, чем нужно, но Хуберт относился к презренному металлу с легким сердцем. У него была безотказная кормилица – лютня и талант певца, который всегда и везде дорогого стоил.

Но оставим на время наших приятелей и поищем рыцаря Ханса фон Поленца. После победы на рыцарском турнире над тевтонцем Буркхардом фон Хорнхаузеном юноше казалось, что наконец взошла его звезда и удача будет сопутствовать ему все время. Однако своенравные Норны[42](при всей своей набожности в глубине души Ханс оставался язычником) решили по-своему. Он неожиданно заболел какой-то непонятной болезнью, и когда рыцари грузились на корабли, Ханс валялся в своем шатре без памяти. Жар сжигал его тело, и в редкие мгновения просветления сознания он с трудом мог дойти до нужного места, опираясь на Эриха.

Лекари тевтонцев даже опасались, что у него какая-то заразная болезнь, непохожая на чуму (иначе Ханса немедленно удалили бы далеко за пределы Эльбинга), но, посоветовавшись, решили, что это просто лихорадка, которая иногда случается у людей при перемене климата. Подобные вещи часто случались в Палестине, поэтому небольшой переполох среди лекарей вскоре утих, и они оставили юного рыцаря в покое, посоветовав Эриху поить его подогретым вином со специями и прикладывать к голове холодные компрессы. На этом вся их врачебная помощь и закончилась.

Когда Хуберт и отец Руперт, наслаждавшиеся своей славой среди жителей Эльбинга, наконец заглянули в шатер Ханса фон Поленца (им конечно же не хватило места на кораблях, хотя они и рвались отправиться вместе с рыцарями к Хонеде), то застали там ужасную картину – от крепкого здорового юноши остались одни бледные мощи, он часто бредил, и по его виду можно было заключить, что Ханс уже не жилец на этом свете. Эрих, роняя слезу, так и заявил. Он жалел не столько своего господина, сколько себя – как ему теперь быть, к кому прислониться?! Будущее виделось ему ужасным.

– Вытри сопли и успокойся! – грубо сказал Хуберт оруженосцу, проверив пульс рыцаря; он был слабым, но ровным.

Его наставник в юности, Хромой Барт, ко всем своим достоинствам, был еще и знахарем – жизнь заставила. В походах обычно не хватало опытных лекарей (их было очень мало и они дорого стоили), и лечиться приходилось в большинстве случаев народными методами. Только операции делали лекари-профессионалы – отнимали ноги и руки, зашивали раны.

Хромой Барт заставил Хуберта назубок вызубрить разные полезные сведения из народной медицины, что впоследствии не раз помогало менестрелю в разных жизненных ситуациях. Поэтому он быстро смекнул, что болезнь юноши больше душевного свойства и не имеет отношения ни к какой заразе. Похоже, турнирные волнения вышли чересчур впечатлительному Хансу фон Поленцу боком, ведь не каждый день приходится молодому рыцарю сражаться с такими знаменитостями, как Буркхард фон Хорнхаузен, и тем более – побеждать их.

Первым делом Хуберт послал монаха и бестолково суетившегося Эриха (в качестве охраны) в лес надрать ивовой коры. Затем он мелко покрошил кору, залил водой и кипятил до тех пор, пока жидкости в котелке осталось совсем немного. После этого, процедив отвар и добавив в него меда, дал это питье рыцарю. Напиток получился чудодейственным; впервые за несколько дней Ханс уснул, как убитый, и проспал остаток дня и ночь без привычного бреда. Жар немного спал, но Хуберт строго-настрого приказал Эриху почаще менять на голове рыцаря повязки, смоченные в холодной воде. На другой день он лично нарвал шишек хмеля и сделал настойку, добавив в нее немного вина. Испив настойки, Ханс немного поел (к большой радости Эриха – до этого его господин напрочь отказывался от еды и он кормил его едва не насильно) и забылся в полудреме.