Сейчас только начало осени, но труппа объявляет спектакль, которого все ждут с особым нетерпением: «Легенда о Чанъэ, Богине Луны». Когда в воздухе растворяются последние отголоски благозвучного голоса флейты, кукловод пускает в ход новый набор марионеток, а певица затягивает проникновенную песнь.

Наконец жалобные звуки скрипки стихают, и зрители разражаются громовыми аплодисментами, а некоторые даже утирают платочками глаза, тронутые рассказом о любви и самопожертвовании. Труппа выходит на сцену, чтобы поклониться, подталкивая вперед согбенного старика. Должно быть, это и есть кукловод, тот, кто дергает за ниточки, скрываясь за кулисами.

Труппа исчезает, чтобы подготовиться ко второй половине представления, а я направляюсь к стоящим неподалеку продуктовым лоткам, намереваясь взять себе чего-нибудь перекусить.

Продавец с энтузиазмом приветствует меня.

– Подходи, сяоди [12]! Выпей. – Он протягивает банку цвета умбры, содержимое которой от резкого движения выплескивается мне на одежду.

– Хорошо, что я в черном, – говорю я, отмахиваясь от извинений. По запаху понимаю, что выпивка у него низкосортная и невыдержанная. Скорее всего, из клейкого риса, а не из сорго. Значит, будет обжигать горло и сразу же пьянить.

Мужчина продолжает завлекать меня, предлагая бесплатно сделать глоточек, чтобы убедиться в качестве товара. Я отступаю от него, натыкаясь на стоящего позади человека.

– Осторожно!

Этот голос.

Поворачиваюсь и встречаюсь с пронзительным взглядом девушки с ярмарки. Теперь она выглядит по-другому – чересчур нарядно, как будто пришла на важное собрание, а не на уличное представление. Я поражен тому, насколько рад ее видеть.

– Паренек отовсюду и ниоткуда, – произносит незнакомка, и я воодушевляюсь оттого, что она меня помнит.

– Девушка с мангустином, – язвительно тяну я и указываю на две длинные палочки засахаренного боярышника у нее в руке. – Ты ведь не собираешься их украсть, правда?

– О нет, я заплатила за них. – В подтверждение своих слов она откусывает кусочек, и сироп окрашивает ее губы в красный цвет, оставляя крошечную точку на подбородке. Я едва сдерживаю желание стереть ее.

– Похоже, обстоятельства у тебя изменились. – Я хотел, чтобы это замечание прозвучало буднично, а вышло как оскорбление, даже руки зачесались дать себе хорошего пинка.

На лице девушки мелькает раздражение, но она просто кивает и протягивает мне засахаренную палочку.

– Угощайся.

– Заплатила-то за них ты.

Уголки ее рта подергиваются.

– Считай, что это тебе подарок.

– Но мы ведь даже не знакомы.

– Нет закона, запрещающего делать подарки незнакомцам, – заявляет она, повторяя мои слова, и смеется, а я вспоминаю, как впервые услышал ее смех. Он похож на весну, когда все вокруг оживает.

– Спасибо, но я не сладкоежка, – отказываюсь, возвращая ей лакомство. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я отступаю на шаг, ощущая легкое покалывание на коже. Кланяюсь на прощание, ожидая, что девушка уйдет, но она возвращается во двор вместе со мной.

– Где твое оружие? – интересуется она.

– Оно мне не нужно.

– Без него ты выглядишь куда менее устрашающим. Ты в столице проездом?

– В некотором смысле.

Незнакомка откусывает еще кусочек засахаренной палочки и задумчиво жует.

– Как всегда, полон загадок.

Уверен, она ждет от меня более подробных объяснений. Возможно, хочет, чтобы я рассказал о себе. Однако я предпочитаю уклониться.

– А что насчет тебя? Далеко же ты забралась от пустыни.

Она отворачивается и тянет себя за выбившуюся прядь шелковистых черных волос.

– Я здесь с… другом. Он хотел посмотреть кукольный спектакль.

«С другом», – мысленно повторяю я, и в груди возникает какое-то странное ощущение. Никак не пойму его и потому предпочитаю проигнорировать. По мере нашего приближения к сцене бой барабанов и звуки скрипки становятся громче.

– Тебе понравилось представление театра теней? – интересуюсь, неожиданно желая снова услышать ее голос.

– Да. Я смотрела его в первый раз. По крайней мере, я так думаю. Но все происходящее почему-то кажется мне знакомым. – Она выглядит слегка озадаченной.

Я пожимаю плечами.

– Такие представления летом и осенью показывают в каждом городе. Они достаточно распространены. Мое любимое – про Богиню Луны, которое только что исполнила труппа.

Девушка кривится:

– А мне никогда не нравилась эта легенда.

– Отчего же? Это рассказ о самоотверженной жертве. Чанъэ выпила эликсир жизни, вместо того чтобы отдать его деспотичному императору.

– И какую награду она получила взамен? Ее разлучили с мужем, и ей пришлось жить на Луне с кроликом. Это несправедливо.

– Что плохого в кроликах? Кроме того, супруги видятся раз в год во время праздника Середины осени, – возражаю я, удивляясь, почему меня так волнует легенда, которая, вероятно, далека от действительности.

– По-твоему выходит, что это хорошо. – Она тычет в воздух засахаренной палочкой. – Чанъэ могла бы разбить сосуд с эликсиром, и император бы его не получил. Из-за него все только ссорились. Если бы никакого эликсира не существовало, все было бы прекрасно.

– Я не хочу спорить из-за какой-то сказки.

– Хорошо, – усмехается она, – потому что, на мой взгляд, в этом споре победила я. Кстати, если не ошибаюсь, ты до сих пор не назвал мне своего имени. Или это тоже секрет?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она дразнится. На самом деле девушка вовсе не думает, что я прикрываюсь другим именем.

– Алтан. А тебя как зовут?

– Я… – она замирает на полуслове, открыв рот от удивления, – почему он… – девушка начинает сильно кашлять.

– Ты что, поперхнулась своим лакомством? – восклицаю я.

Она колотит себя в грудь и тяжело сглатывает.

– Ад меня разбери, я в большой беде. Подержи-ка! – Она сует мне в руки засахаренный боярышник и убегает.

Я спешу за ней.

– Подожди! Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Она останавливается и присаживается на корточки рядом с фигурой, распростертой на земле лицом вниз рядом с шумной группой пьяниц. Молодой человек. Края его белых одежд заляпаны грязью, волосы растрепаны.

Девушка принимается его трясти.

– Вставай. Вставай же!

– Он потерял сознание, – нараспев произносит один из пьяниц, стирая капли со своей окладистой бороды.