— Объясни… — отпустив девушку, я повернулся и замер, тихо пробормотав. — Вот же чёрт…

В высокой траве лежала женщина в форме гувернантки. Судя по всему та, кого я видел вчера. Сорванные с нее панталоны лежали в стороне, задранная юбка обнажала полные широко раздвинутые ноги. Пуговицы на груди были расстегнуты и испачканы кровью из жуткой рваной раны, в которой белели сломанные ребра.

— Что… — догнавший меня Шереметьев едва не споткнулся, увидев то, что видел я. Парень побледнел сильнее, чем обычно, и согнулся в три погибели, пытаясь унять приступ рвоты.

— Я проснулась от холода, — залепетала молодая девчонка. — Окно настежь открыто, а соседки нет. Никто ее не видел. Пошла искать и… — вновь подступившие слезы сдавили горло служки.

— Иди и позови Распутина, — жестко велел я, пресекая очередной приступ паники у девушки. Наверняка, крик уже переполошил всю Академию, но мне нужно было избавиться от лишних ушей и переговорить с Шереметьевым. — Скажи, что на территории произошло убийство.

— Но… мне… как же… это… — замямлила она.

— Живо! — рявкнул я так, что служка вздрогнула и опрометью бросилась через парк, в сторону здания Академии.

— Что же делается-то?.. — Шереметьев поборол свой приступ и теперь осторожно подошел к мертвой женщине.

Я сделал то же самое. Чуть прикрытые, словно от удовольствия, глаза гувернантки смотрели вверх, где небо скрывали густые желтые кроны. Бледное лицо не выражало ни боли, ни ужаса, а бескровные губы и вовсе застыли в счастливой улыбке. Это никак не вязалось с той болью, которую должен испытывать человек с разорванной грудиной.

— Почему она улыбается? — вслух спросил Шереметьев. — Ей не было больно?

— Она могла умереть до того, как с ней сделали это… — я обошел вокруг тела, глядя по сторонам в поисках зацепок.

Шереметьев опустился на колено и потянулся пальцами к ране на груди мертвой женщины.

— Лучше не трогай, — предостерег я его. — Это место преступления.

— Но, — парень одернул пальцы, но продолжал смотреть на жуткую рану. — У нее… сердца нет.

— Есть, — пробормотал я, увидев в траве неподалеку нечто алое. — Вот оно лежит.

Шереметьев нервно сглотнул, выпрямился и медленно подошел ко мне, словно ступая по минному полю. Он осторожно раздвинул мокрую траву дрожащими руками и тут же отшатнулся.

— Оно не целое, — пролепетал он, зажимая рот тонкими пальцами.

— Ага, — я тоже это заметил. — Кто-то вырвал его и откусил кусок, после чего выкинул.

— А почему не доел? — часто заморгал Николай.

— Откуда мне знать? — я только пожал плечами. — Не понравилось, видимо.

— И кто же мог такое сотворить? — Шереметьев уставился на меня, в надежде получить хоть какие-то ответы.

— Возможно, наш общий знакомый, — оглядевшись и убедившись, что нас никто не слышит, я все равно понизил голос. — Ночью я видел, как князь Зорский вышел из этого парка сначала с молодой гувернанткой, а потом на ее место пришла, кажется, эта несчастная. Я еще подумал, что наш сокурсник — тот еще сердцеед, но мне и в голову не пришло, что это в прямом смысле…

— Лев, безусловно, любит женщин, — Шереметьев все же справился с волнением, — но не до такой степени. То, что он развлекается с гувернантками, — для меня не новость. Но он не мог такого сотворить.

— Уверен? — я вскинул бровь.

— Более чем, — решительно кивнул Шереметьев. — И я прошу пока никому не говорить о том, что вы видели его ночью. Дайте мне хотя бы сутки, чтобы попробовать во всем разобраться.

— Если князь не виновен, то ему нечего бояться, — утаивать информацию от следствия мне вовсе не хотелось.

— Но это может испортить его репутацию. Князя непременно выгонят из Академии и возьмут под стражу до выяснения обстоятельств, а если его вину докажут…

— То гувернантки в Академии смогут спать спокойнее, — мрачно закончил я.

— Граф, молю, — Шереметьев посмотрел мне в глаза. — У меня не так много друзей, и Лев один из них. Он и так на плохом счету у Распутина. Давайте сначала сами во всем разберемся. Я… — он не договорил, так как мы услышали приближающиеся торопливые шаги.

Первыми до нас добрались четверо солдат в мундирах и при оружии. За ними одетым в черное призраком, сильно хромая и опираясь на трость, поспешно вышагивал Распутин. Помимо хромоты на правую ногу, я заметил бинты на его левой руке, а на прикрытом черными спутанными волосами лбу появился свежий ожог.

Солдаты деликатно, но настойчиво оттеснили нас с Шереметьевым в сторону и принялись осматривать тело. Наставник же, наоборот, прошел мимо мертвой гувернантки, бросив на нее лишь косой взгляд, и встал перед нами.

— И почему же я не удивлен? — он исподлобья уставился на меня своими темными глазами. — Почему, стоит вам появиться, как происходит что-то скверное?

— С вами это скверное и без моего появление случилось, — я кивком головы указал на забинтованную руку мужчины.

— Это мы обсудим позднее, — Распутин небрежно одернул широкий рукав, скрывая в нем травмированную кисть. — А сейчас я хочу узнать все, что вам известно.

— Мы… — Шереметьев осекся и украдкой взглянул на меня. В его взгляде вновь проскользнула мольба.

— Тело обнаружила молодая служка. Мы же услышали ее крик и прибежали сюда, так что нам ничего неизвестно, — солгал я.

— Служба сыска все равно захочет с вами поговорить, — мрачно буркнул Распутин. — А сейчас живо в подземелье. Вас ждет урок.

— У-урок? — молодой граф Шереметьев, кажется, ушам своим не поверил. — Но ведь произошло убийство!

— И что? — Распутин смерил его холодным взглядом. — Эту жизнь, — он небрежным кивком указал на мертвую женщину, — уже не спасти. Но я все еще могу научить вас спасать другие. У каждого свой долг и своя работа. Служба сыска расследует дела. Вы получаете знания. Я их вам даю.

— Но…

— Этот разговор окончен, — прервал Шереметьева Распутин. — Передайте остальным, что занятие пройдет по расписанию. Вы, как будущие управители драгунов, увидите еще множество смертей. Начинайте привыкать.

— Но как можно к такому привыкнуть? — возмутился